Сьюзен взглянула на Кимберли и поняла, что не сможет бежать. На минуту ей показалось, что отец нарочно придумал для нее эту последнюю игру. Простая, смертельно опасная игра, когда нужно сделать простой, смертельно опасный выбор. Бежать и оставить девушку умирать либо остаться и встретить то, что ее ждет, лицом к лицу.
Сьюзен почувствовала, как задрожала нижняя губа.
Она снова взглянула на девушку. Кимберли смотрела на нее широко раскрытыми глазами. Сьюзен стало ее жалко.
— Не бойся, — проговорила она, сама удивляясь тому, как уверенно звучит ее голос. — С нами будет все в порядке.
На этих словах Сьюзен заметила на полу в нескольких футах от девушки какой-то темный предмет.
— Что это? — спросила Сьюзен.
Кимберли повернулась к ней, что далось ей с трудом, потому что наручники ограничивали движения.
— Переговорное устройство, — ответила девушка шепотом. — Он любит меня слушать.
Глаза у Сьюзен расширились от страха.
— Молчи! — отчаянно прошептала она. — Он не должен знать, что я здесь!
Кимберли хотела ответить, но Сьюзен прыжком метнулась к ней и зажала ей рот. Ее едва не вывернуло от запаха.
— Мой единственный козырь — это неожиданность, — еле слышно прошептала она на ухо Кимберли.
«Хорошо бы у меня был козырь», — подумала она.
Она не отнимала руки ото рта Кимберли, пока та кивком не дала понять, что все поняла. Сьюзен ткнула пальцем вверх и снова наклонилась поближе.
— Сколько их там, наверху? — спросила она.
Кимберли показала два пальца.
Сьюзен подумала: «Двое плюс Джеффри».
Ей хотелось верить, что он еще жив. И хотелось надеяться, что отец не включал переговорник, когда она вошла. Хотелось верить, что он непременно захочет показать брату свой приз, потому что теперь ей оставалось лишь ждать.
Стоя рядом с девушкой, она еще раз отметила, где находится внутренняя дверь. Затем двинулась к лестнице и сосчитала количество ступенек. Ступенек было шесть. Она пошла к выходу, держась рукой за стену.
Для перепуганной школьницы это оказалось слишком.
— Не оставляйте меня! — взмолилась та.
Сьюзен резко повернулась, метнув гневный взгляд, и девушка замолчала. Затем Сьюзен потянулась и, глубоко вздохнув, закрыла наружную дверь, отчего комната погрузилась в полный и непроглядный мрак. Сьюзен осторожно развернулась на узкой площадке и снова взялась за стену. Она еще раз сосчитала ступени, потом сосчитала шаги по комнате. Вонь, исходившая от Кимберли, помогла определить, где та находится. Когда девушка поняла, что Сьюзен не ушла, она судорожно всхлипнула от страха и облегчения.
Сьюзен опустилась на пол рядом со своей подопечной.
Она села, прислонившись к стене и глядя в глубину комнаты. Рука сжимала автомат, но Сьюзен вдруг подумала, что этой ночью он не пригодится. Автомат хорош там, где нужно убивать всех, кто попадется. Здесь он был бесполезен, потому что она рисковала убить не только отца и женщину, которую он теперь называл женой, но и брата. На какую-то долю секунды риск ей показался оправданным, но она отбросила эту мысль, потому что, доведись брату оказаться на ее месте, он ни за что не стал бы в нее стрелять. Поэтому она положила автомат на пол, чтобы был под рукой на всякий случай и чтобы Кимберли могла до него дотянуться. Сунув руку под бронежилет, Сьюзен извлекла из наплечной кобуры револьвер девятимиллиметрового калибра. В комнате было жарко, поэтому она стянула с себя вязаную шапочку и, встряхнув головой, распустила волосы по плечам. Кимберли, съежившись, постаралась придвинуться к Сьюзен, насколько позволяла цепь. От страха девушка тяжело дышала, но потом успокоилась, видимо из-за присутствия Сьюзен. Та взяла Кимберли за руку, чтобы обеим было не так страшно. Затем она сняла револьвер с предохранителя, дослала патрон и прицелилась туда, где, по ее представлениям, была дверь. Держать револьвер на весу оказалось так тяжело, словно силы были совсем на исходе. Сьюзен устроила локти на коленях, снова прицелилась и стала ждать, как ждет в засаде охотник появления дичи, твердя себе, что нужно быть терпеливой, нужно быть спокойной. Ей хотелось верить, что она все сделала правильно. Ничего другого она не придумала.
Джеффри шел как на казнь.
Сзади шагала Кэрил Энн Куртен, прижимая пистолет с глушителем к маленькой впадине под его правым ухом, чтобы он не вздумал делать глупости. Последним, с видом священника, шел отец, но вместо Библии он нес охотничий нож. Когда нужно было повернуть, Кэрил Энн постукивала Джеффри пистолетом.
Джеффри не обращал никакого внимания на дом и его обстановку. Он боялся, что от страха потеряет самообладание, и изо всех сил пытался думать логически.
Все пошло не так, как он ожидал.
Отправляясь в дом отца, он думал, что вступит с ним в схватку один на один, но ошибся. Перед глазами плыло. Все было как в тумане. Ощущения, чувства, вид коридора — все потеряло отчетливость. Он казался себе маленьким мальчиком в тот первый ужасный день в школе, куда его привели из родительского дома, где он был в полной безопасности, принимая ее как должное. Джеффри прерывисто вздохнул, пытаясь выбросить из головы ребенка и снова быть взрослым.
Наконец они подошли к двери, которая вела в цокольный этаж.
— А теперь вниз, сынок, — проговорил отец.
«То есть в ад», — подумал Джеффри.
Кэрил Энн стукнула его по макушке.
— Есть одна известная история, Джеффри, — продолжил Куртен, когда они двинулись вниз. — Называется «Женщина или тигр». [128] Что там, за дверью? Смерть или блаженство? А знаешь ли ты продолжение? Называется «Тот, кто наказывает за нерешительность». Не забывай о моей милой женушке. У нас она — та, кто наказывает за нерешительность. Потому что в этом мире самое жестокое наказание полагается именно за нерешительность. Спасовал, упустил свой шанс — извини.
Они сошли вниз и оказались в большой, отделанной по последнему слову гостиной. На стене висел телевизор с огромным экраном, перед ним, в нескольких футах, удобно стоял кожаный диван. Отец задержал шаг, чтобы взять с кофейного столика пульт управления. Он направил его на телевизор, нажал кнопку, и на экране появилось изображение, перечеркнутое помехами.
— Домашнее видео, — пояснил отец.
Он нажал другую кнопку, и размытое изображение обрело четкость. Должно быть, Куртен не включил громкость, потому что запись шла без звука, отчего казалась еще более страшной. На экране Джеффри увидел обнаженную девушку, прикованную наручниками к двум кольцам в стене. Она о чем-то молила человека, который ее снимал, и на ее заплаканном лице застыл ужас. Камера сделала наезд на глаза, и стал виден взгляд, измученный, испуганный, отчаявшийся. Джеффри поперхнулся, узнав в ней последнюю жертву, которую он видел мертвой. Отец нажал еще одну кнопку, и картинка на огромном экране, почти во всю стену, остановилась.