Конечно, бывает, что кто-то уходит перекусить и не возвращается. Как те животные в Африке, которых обстоятельства вынуждают утолять жажду в нескольких футах от страшных крокодильих зубов. Иногда они тоже пьют в последний раз в жизни.
«Естественный отбор, ничего не попишешь, — подумала Сьюзен. — Природа заботится о том, чтобы мы все, как животные, так и люди, становились сильнее, выбраковывая слабых и глупых».
В центре ее редакционного офиса тоже формировалась группа желающих поесть. Они что-то обсуждали. Сьюзен услышала громкие голоса. Предлагался выбор между китайским рестораном и салатным баром. Интересно, подумалось ей, ради которого из них она сама осмелилась бы рискнуть жизнью? Пару секунд она колебалась, решая, не присоединиться ли к ним, но в итоге пришла к выводу, что все-таки не стоит.
Она опустила руку в сумочку и проверила, на месте ли пистолет. Патрон дослан в патронник, курок спущен. Пистолет, конечно, с предохранителя снят не был, однако для того, чтобы привести его в боевое состояние, теперь хватило бы одного легкого движения пальцем. Потом положить палец на спусковой крючок и слегка на него нажать. Раздастся выстрел. День назад она вооружилась отверткой и маленькими плоскогубцами, какими пользуются ювелиры, и отрегулировала все курки на своих пистолетах, чтобы они не были слишком тугими. Таким образом, теперь, для того чтобы привести их в действие, требовалось лишь самое легкое прикосновение. Это касалось и автомата, висевшего на крючке на задней стенке ее чулана. Ей пришла в голову странная мысль: на свете не осталось времени раздумывать, правильно ты поступаешь или нет. Есть время только прицеливаться и стрелять.
Голоса группы сотрудников, отправившихся пообедать, раздавались уже в лифте. Сьюзен подождала еще пару секунд, а затем встала с кресла, повесив на плечо сумочку так, чтобы иметь возможность сунуть в нее правую руку и ухватиться за рукоятку пистолета, которую она специально для этого приподняла кверху. Она отдавала себе отчет в том, что делает себя уязвимой, но понимала и то, что в мире постоянного насилия, которое можно ждать откуда угодно, у нее, как ни странно, развилась такая невосприимчивость к его постоянным угрозам, что из них всех теперь выделялась лишь одна, которая для нее кое-что значила.
Когда она вышла на улицу, волна жаркого и душного городского воздуха ударила ей в лицо, словно дыхание пьяного человека. На какой-то момент она остановилась, наблюдая за тем, как над тротуаром, нагретым солнцем, струится волнами горячий воздух. Затем она сделала шаг вперед и смешалась с толпой людей, только что, как и она, покинувших свои офисы. При этом рука ее, засунутая в сумочку, крепко сжимала рукоятку пистолета. Она видела, что на всех углах стоят полицейские в черных защитных шлемах и в светоотражающих солнечных очках, держащие на всякий случай пальцы на спусковых крючках своих автоматов. Вот оно, право на спокойную жизнь в действии, подумалось ей. Полиция охраняет мирных тружеников, занимающихся своими делами. Проходя мимо двоих постовых, она даже услышала, как у одного в рации раздался практически нематериальный тоненький голосок и доложил о ситуации в других частях города. Сьюзен поняла, что это говорила полицейский диспетчер.
Она помедлила, глядя на высокое здание, от стеклянного фасада которого, как от огромного зеркала, отражались ослепительные лучи солнца. Они показались ей похожими на вспышку от некоего беззвучного взрыва. «Мы живем в зоне военных действий, — пришла ей в голову мысль. — Или находимся на оккупированной территории».
Поток ее мыслей прервал раздавшийся в отдалении вой полицейской сирены. Впрочем, этот звук вскоре затих вдали.
В шести кварталах от редакции находилось небольшое кафе, где продавались сэндвичи и другие закуски. Сьюзен пошла в том направлении, хотя и не была вполне уверена, что собирается поесть. А возможно, ей просто хотелось побыть одной посреди толпы спешащих куда-то людей. Пожалуй, она все-таки склонялась к последнему. Просто Сьюзен Клейтон принадлежала к числу тех людей, которым нужна какая-то внешняя цель, объясняющая — и в первую очередь им самим, — почему они действуют так, а не иначе, хотя бы для прикрытия истинного их желания. Ей и раньше доводилось говорить себе, что она голодна и хочет чего-нибудь съесть, хотя на самом деле единственное, чего она на самом деле жаждала, — это выйти из своего тесного закутка в редакции на улицу, невзирая ни на какой риск. Она знала об этой своей черте характера, однако не имела охоты как-либо с ней бороться. Идя по тротуару, она обратила внимание на невнятное бормотание нищих, выстроившихся вдоль стен офисных зданий, прячась в их убогой тени, чтобы не так страдать от лучей полуденного солнца. Они всегда просят об одном и том же. Но как? Подкиньте немного деньжат? Одолжите четвертак? Помогите, чем сможете?
Она игнорировала их, как, впрочем, и все остальные прохожие.
Когда-то для неимущих существовали приюты, существовали программы помощи бедным. Власти хоть что-то делали, чтобы помочь обездоленным. Однако со временем все это забылось. Да и полиция тоже перестала очищать от них улицы. Очень уж много хлопот и слишком мало отдачи. Да и помещать их после ареста было некуда. К тому же такие операции таили в себе известную опасность: чересчур много всевозможных инфекционных болезней имелось у этих оборванцев. Заболевания, возникающие от жизни в вечной грязи. Заболевания крови. Заболевания, вызываемые отчаянием. И как следствие, каждый американский мегаполис имел в своих пределах еще один город, так сказать город-призрак, покрывавший обычные кварталы своего города-сателлита своего рода коростой, — именно там обитали бездомные, именно в нем они строили свои жилища. В Нью-Йорке, равно как и в Бостоне, они населяли в основном заброшенные туннели метрополитена. Лос-Анджелес и Майами имели для них то преимущество, что климат там был более теплый. В последнем, например, особый мир, заполненный чахлыми хижинами и прочими импровизированными жилищами из картона и ржавого листового железа, существовал под эстакадами скоростных дорог. А в Лос-Анджелесе его знаменитые акведуки скорее напоминали лагеря скваттеров, [68] нежели что-либо иное. Некоторым из этих городов-призраков исполнилось уже по нескольку десятков лет, так что их вполне можно было считать городскими кварталами и указывать на картах, точно так же как престижные пригородные поселки, обнесенные высокими заборами, с выставленной у ворот охраной.
Пока она быстрым шагом шла по тротуару, какой-то босяк в нелепом и совершенно не соответствующем погоде коричневом зимнем пальто шагнул по направлению к ней с явным намерением потребовать денег. Сьюзен отпрянула и повернулась к нему лицом. Он протянул руку и подставил ладонь.
— Прошу вас, — произнес он, — подайте что-нибудь, а?
Сьюзен окинула его взглядом с головы до ног. Под слоем грязи, покрывающей его босые ступни, она заметила гноящиеся раны.
— Еще один шаг, — предупредила она, — и я вышибу из вас все ваше дерьмо.
— Я не причиню вам никакого вреда, — заявил он. — Я просто хочу… — на какой-то миг он заколебался, — поесть.