Уилл Мартин безуспешно попытался привлечь Кауэрта к участию в нескольких журналистских расследованиях «Майами джорнел», но тот был полностью погружен в свои мысли. Теперь его занимал только будущий суд над Фергюсоном, хотя этому суду вряд ли суждено было состояться. Лето закончилось, наступила осень, но во Флориде было по-прежнему душно и жарко. Кауэрт решил снова поехать в Пачулу и попробовать написать что-то вроде статьи о том, как жители города отнеслись к освобождению Фергюсона из-под стражи.
Из мотеля журналист первым делом позвонил Тэнни Брауну:
— Лейтенант Браун? Говорит Мэтью Кауэрт. Решил опередить ваших информаторов. Довожу до вашего сведения, что я на пару дней прибыл в Пачулу.
— С какой целью?
— Хочу узнать что-нибудь новенькое по поводу дела Фергюсона. Вы все еще планируете предъявить ему обвинение?
— Это решает прокурор штата, а не я, — усмехнулся Браун.
— Однако прокурор принимает решение на основании информации, которую предоставляете в его распоряжение вы. Вы узнали что-нибудь новое?
— Так я вам и скажу!
— Я звоню в надежде на это.
— Что ж, Рой Блэк все равно вам все расскажет… Нет, ничего нового нет.
— А как Фергюсон? Чем он занимается?
— Пойдите и сами у него об этом спросите.
— Так и сделаю.
— Потом можете мне перезвонить.
Репортер повесил трубку, ему почему-то показалось, будто лейтенант Браун над ним издевается. Добравшись по грунтовке до лачуги бабушки Фергюсона, Кауэрт остановился среди бродивших в пыли кур. Он огляделся по сторонам и, не обнаружив никаких признаков жизни, поднялся на крыльцо и постучал в деревянную дверь. Через мгновение раздались шаркающие шаги и дверь приоткрылась.
— Миссис Фергюсон? Это я, Мэтью Кауэрт из «Майами джорнел».
— Что вам еще нужно?
Дверь приоткрылась немного шире.
— Роберт дома? Я хочу с ним поговорить.
— Он уехал на север.
— Что?!
— Он уехал учиться в Нью-Джерси.
— Когда?
— На прошлой неделе. Здесь ему делать нечего, вы и сами это прекрасно знаете.
— А как же суд?
— А какая разница?
— Как мне его найти?
— Не знаю. Он сказал, что напишет, когда там устроится, но еще не написал.
— Тут, в Пачуле, ничего не случилось перед его отъездом?
— Он мне ничего не говорил… Еще вопросы есть?
У Кауэрта больше не было вопросов. Он спустился с крыльца и с недоумением оглянулся.
Вернувшись в мотель, Кауэрт позвонил Рою Блэку:
— Где Фергюсон?
— В Нью-Джерси. Если вам нужно, у меня есть его адрес и телефон.
— Но разве ему можно покидать Флориду? Его же выпустили под залог! Кроме того, его ждет суд!
— Судья разрешил ему уехать. А что тут такого? Я сказал Фергюсону, что ему лучше жить дальше своей жизнью, и он решил продолжить учебу. Что в этом странного? До суда государственный обвинитель должен ознакомить нас с новыми уликами, а у них до сих пор ничего нет и, по моему мнению, ничего не будет.
— Думаете, все это спустят на тормозах?
— Возможно. Лучше спросите об этом в полиции.
— Обязательно спрошу.
— Поймите, мистер Кауэрт, прокурорам совсем не улыбается выглядеть дураками на новом суде. Лица, занимающие выборные должности, терпеть не могут, когда их публично унижают. Полагаю, сейчас они предпочитают тянуть время, чтобы люди потихоньку обо всем позабыли. А потом они соберутся где-нибудь за кулисами, втихомолку посовещаются и снимут с Фергюсона все обвинения. При этом козлом отпущения окажется судья Тренч, объявивший недействительным признание Фергюсона. А он скажет, что во всем виновато государственное обвинение. При этом хуже всего придется этим двоим тупым полицейским. Вот и все, все так и закончится. А что тут удивительного? Разве вам неизвестны случаи, когда расследования уголовных преступлений ничем не заканчивались?
— Да, конечно… Но вот так — сначала сидел в камере смертников, а потом взял и поехал учиться в Нью-Джерси…
— Именно так. Бывает и такое, хотя, конечно, нечасто. Однако лично для меня в этом нет ничего нового или невероятного.
— Значит, после трехлетнего перерыва Фергюсон вернулся к нормальной жизни?
— Совершенно верно. К тихой и нормальной жизни. И все будет нормально, кроме одного…
— Кроме чего?
— Кроме того, что убийца Джоанны Шрайвер так и не найден.
Кауэрт позвонил Тэнни Брауну:
— Фергюсон вернулся в Нью-Джерси! Вы это знали?
— Это ни для кого не секрет. Об этом писали в местной газете. Там было сказано, что он хочет окончить учебу. А еще Фергюсон заявил корреспонденту этой газеты, что в Пачуле ему не найти работы, потому что все на него косятся. Но я не знаю, действительно ли Фергюсон искал работу в Пачуле. Как бы то ни было, он уехал. Наверное, он решил унести отсюда ноги, пока с ним тут не расправились.
— Ему кто-нибудь угрожал?
— Про угрозы не знаю, но многие были недовольны тем, что его выпустили. Но были и такие, которые против этого не возражали. Мнения разделились. А большинство местных жителей, наверное, просто пришли в замешательство.
— А кто был недоволен?
— Например, я, — немного помолчав, ответил Тэнни Браун. — Разве этого недостаточно?
— И что теперь произойдет?
— А что, по-вашему, должно произойти?
Кауэрт не нашелся что на это ответить.
Он не написал статью, которую задумал. Вместо этого он вернулся в редакцию и погрузился в работу, освещая предстоящие местные выборы. Часами репортер брал интервью у кандидатов, изучал их предвыборные программы и спорил с коллегами о том, какую позицию по всем этим вопросам должна занять их газета. Споры были увлекательными, и тонкости местной политики в Южной Флориде, такие как вопрос об объявлении английского государственным языком в ряде округов штата, проблемы восстановления демократии на Кубе, а также контроль над оборотом огнестрельного оружия, отвлекали Кауэрта от досужих мыслей. После выборов он написал ряд статей по вопросу экономии пресной воды на островах архипелага Флорида-Кис. Для этого Кауэрту пришлось изучать бюджет и насущные проблемы экологии, его стол был завален бумагами со схемами и таблицами. Но, погружаясь в изучение безликих и бесстрастных цифр, Кауэрт даже испытывал определенное облегчение.
В начале декабря состоялся суд под председательством судьи Тренча — и с Роберта Эрла Фергюсона было снято обвинение в умышленном убийстве. Немногочисленным журналистам, прибывшим на это заседание, сообщили, что без добровольного признания Фергюсона в распоряжении прокурора осталось слишком мало улик. При этом и прокурор, и защита очень много рассуждали о том, что установленные правила гораздо важнее частных обстоятельств того или иного конкретного дела.