— Разве в моих привычках действовать, не подумав?
— Иногда бывает.
— Я просто хочу узнать, в чем дело.
Он поблагодарил заместителя и отсоединился. Марго не выходила у него из головы: ее манеры, татуировки, пирсинг… Потом мысли Серваса обратились к институту. Он увидел здания, дремлющие под снегом. Интересно, о чем по ночам грезят чудовища? Какие призраки и видения питают их сон? Может, кто-то из них не спит, лежит с широко открытыми глазами и перебирает в памяти свои жертвы?
Высоко над горами пролетел самолет, направляясь из Испании во Францию. Маленькая серебристая искорка, блуждающая звезда, металлическая комета с сигнальными огнями, мигающими в ночном небе. Сервас снова остро ощутил, насколько эта долина изолирована, удалена от всего мира.
Он вернулся в номер, зажег свет, потом достал из чемодана книгу и уселся в изголовье кровати. «Оды» Горация.
Проснувшись утром, Сервас обнаружил, что ночью шел снег. Крыши и улицы побелели, холодный воздух обжигал грудь. Он поспешил убраться с балкона в номер, принял душ, оделся, потом спустился вниз позавтракать.
Эсперандье уже сидел на просторной веранде в стиле ар-деко возле большого, до пола, окна. Он читал. Сервас наблюдал за ним издали. Его заместитель был целиком поглощен чтением. Сервас уселся рядом и с любопытством взглянул на обложку книги. «Бег дикого барана» какого-то Харуки Мураками. Японца. Он даже не слышал о таком писателе. В компании Эсперандье у Серваса порой возникало такое чувство, что они говорят на разных языках и родились в далеких друг от друга странах, со своей культурой, нравами и обычаями. Интересы заместителя были столь же разнообразны, сколь отличны от его собственных, и представляли собой невероятную мешанину: японская культура, наука, современная музыка, фотография…
Эсперандье поднял голову с видом ребенка, которого усадили завтракать, посмотрел на часы, отложил книгу и сказал:
— Вскрытие назначено на восемь. Я ухожу.
Сервас молча кивнул. Его заместитель свое дело знал. Глотнув кофе, Сервас почувствовал, что горло у него воспалено.
Десятью минутами позже он уже шагал по заснеженной улице. У него была назначена встреча с Кати д’Юмьер, Циглер и Проппом перед визитом в институт. Прокурор собиралась представить им следователя, которому поручила это дело. По дороге Сервас продолжал обдумывать ситуацию Ломбара и Гримма. Кто обрисовал их как жертвы? Какая связь была между ними? По словам вдовы и Шаперона, Ломбар и Гримм знакомы не были. Может, Ломбар и заходил пару раз в аптеку, но и это было маловероятно. В городе существуют еще пять подобных заведений, да и Эрик Ломбар наверняка не ходил туда сам, а кого-нибудь посылал.
На этом месте он вдруг напрягся. У него возникло скверное ощущение, что за ним следят… Он быстро обернулся и оглядел улицу у себя за спиной. Никого. Только какая-то парочка с хохотом топталась в снегу да пожилая женщина с сумкой в руках вышла из-за угла.
Вот черт, в этой долине параноиком станешь…
Еще через пять минут Сервас поднимался по лестнице здания суда. На площадках болтали адвокаты, прикуривая одну сигарету от другой, родственники обвиняемых грызли ногти в ожидании возобновления прений. Сервас миновал холл и направился к левой лестнице почета. Он уже поднялся на первую площадку, как из-за мраморной колонны показался маленький человечек.
— Майор!
Сервас остановился, прикидывая, кто мог бы к нему обращаться.
— Так это, значит, вы сыщик из Тулузы.
— Мы с вами знакомы?
— Я видел вас вчера на месте происшествия вместе с Катрин, — сказал человечек, протягивая руку. — Это она назвала мне ваше имя. Прокурор считает, что вы как раз тот человек, который нужен.
Катрин… Сервас пожал протянутую руку.
— А вы?..
— Габриэль Сен-Сир, почетный следователь в отставке. Я проработал в этом суде тридцать пять лет. — Он широким жестом обвел холл. — Я здесь знаю каждый шкафчик, почти всех обитателей города.
Сервас внимательно его оглядел: невысокого роста, но плечи по-борцовски широкие, добродушная улыбка и характерный выговор, который свидетельствовал о том, что его собеседник родился или вырос в здешних краях. Серваса поразил острый, цепкий взгляд, блеснувший из-под век, и он понял, что за добродушной вальяжностью экс-магистрата таился проницательный ум, в отличие от многих других, прятавших под маской иронии и цинизма полное отсутствие мыслей.
— Я так понял, вы предлагаете свои услуги? — весело спросил он следователя.
Тот звонко, заразительно расхохотался.
— Как знать, ведь говорят, что тот, кто побыл судьей хоть день, остается им навсегда. Не скрою, когда я узнал, что тут происходит, то пожалел, что ушел в отставку. Мы ни о чем подобном даже не слышали. Так, время от времени убийства из ревности. Иногда соседские разборки кончались стрельбой: вечный признак человеческого скотства. Если вам придет охота поболтать за стаканчиком вина, я к вашим услугам.
— Вы уже позабыли о тайне следствия? — дружески поддел его Сервас.
Сен-Сир метнул в него острый взгляд.
— Вы вовсе не обязаны мне все рассказывать, но не найдете человека, который лучше меня знал бы все тайны этой долины, майор. Подумайте об этом.
Сервас уже об этом размышлял. Такое предложение не лишено интереса. Неплохо было бы войти в контакт с человеком, который всю жизнь прожил в Сен-Мартене, а профессия обязывала его знать все местные секреты.
— Как говорится, соскучились по ремеслу?
— Я соврал бы, утверждая обратное, — признался Сен-Сир. — Вот уже два года как я в отставке по состоянию здоровья и с тех пор чувствую себя живым мертвецом. Вы думаете, что это дело рук Гиртмана?
— Вы о чем? — Сервас вздрогнул.
— Да будет вам! Вы же прекрасно знаете: я о следах ДНК, найденных в кабине фуникулера.
— Кто вам об этом сказал?
Коротышка со звонким смехом стал спускаться по лестнице.
— Я же вам сказал, что знаю обо всем, происходящем в городе. Пока, майор! Удачной охоты!
— Мартен, позвольте вам представить: Марсьяль Конфьян. Я поручила ему следствие по возбужденному вчера уголовному делу.
Сервас пожал руку молодому сотруднику судебного ведомства. Это был высокий худой парень лет тридцати, в элегантных очках в тонкой оправе. Его рукопожатие оказалось сильным и дружеским.
— Это лишь видимость, — сказала Кати д’Юмьер. — Марсьяль родился и вырос в этих краях, в двадцати километрах отсюда.
— Еще до вашего приезда, майор, мадам д’Юмьер рассказывала о вас много хорошего.
Голос следователя хранил маслянистую тягучесть и тепло Антильских островов, в то же время в нем слышался легкий местный акцент.
Сервас улыбнулся и сказал: