Майкл по-прежнему чувствовал этот запах: смесь гари, бензина и растворителя. Сейчас, на свежем вечернем ветерке, обоняние у него как будто обострилось. Где же он встречал описание этого запаха, где мог наблюдать нечто подобное? Что это был за фильм? Ну конечно же, это ведь Билл Килгор в «Апокалипсисе наших дней»: «Люблю, когда поутру в воздухе пахнет напалмом…» «Что ж, — подумал Майкл, — поздним вечером этот запах пьянит едва ли не сильнее. А самое главное — в любое время суток он означает одно и то же: аромат победы».
Одежда по-прежнему лежала на водительском сиденье его старенького, видавшего виды пикапа. Ключи в целости и сохранности валялись там, куда он их бросил, — в ногах, под сиденьем. Прямо у порога, под коврик, была заткнута заботливо припасенная упаковка дезинфицирующих салфеток. Из всего многообразия подобных изделий, которые продавались и в аптеках, и в хозяйственных магазинах, Майкл предпочитал те, что предназначались для пожилых людей, страдающих геморроем: в таких салфетках было меньше отдушек, а с главной своей задачей — уничтожать запахи — они справлялись ничуть не хуже прочих. Не залезая в кабину, Майкл быстро, но тщательно обтер себя влажными салфетками. Буквально через минуту он уже натянул джинсы, футболку поло и бейсболку. Последний взгляд назад: никого. Впрочем, иного он и не ждал. В сотне ярдов за его спиной из-за стены старого фабричного цеха поднимались клубы дыма, из-под которых к небу постепенно стали тянуться языки пламени. Майкл сел на водительское место и завел мотор. Для проверки — глубокий вдох через нос: как и следовало ожидать, запах бензина исчез, уничтоженный чудодейственной пропиткой гигиенических салфеток. На всякий случай Майкл все же достал из бардачка аэрозольный баллончик с освежителем воздуха и хорошенько опрыскал весь салон автомобиля. «Может, это уже и лишнее», — подумал он, но сразу же вспомнил свое непреложное правило: меры предосторожности лишними не бывают. Останови его вдруг полицейский — за случайное превышение скорости, или за нарушение правил приоритета движения на перекрестке, или же за проезд под знак «стоп» без остановки, — не хотелось бы запомниться блюстителю порядка тем, что от тебя воняет бензином, как от поджигателя.
Майкл просто обожал планировать и воплощать в жизнь всякого рода меры предосторожности. Он раз за разом просчитывал каждый свой шаг и пытался предугадать все возможные последствия своих действий, разрабатывая схемы для каждого теоретически предсказуемого варианта развития событий. Его сердце начинало учащенно биться от восторга, когда он принимался за любимое дело — на много ходов вперед продумывать свою партию в большой игре под названием «жизнь».
Он включил передачу, и пикап тронулся с места. Теперь — надвинуть бейсболку поглубже на глаза, вытащить из «айпода» наушники и подсоединить его к автомобильной магнитоле. Как всегда, когда Майкл отправлялся делать черную работу, связанную с их маленьким семейным бизнесом, Линда собрала для него специальную подборку музыки. На вспыхнувшем экране плеера он прочел первый пункт меню: «Бензиновая музыка». Шутка пришлась как нельзя кстати — Майкл от души рассмеялся. Откинувшись на спинку сиденья, он прислушался. Так и есть: в колонках зазвучали знакомые стальные аккорды гитары Криса Уитли. Вскоре, перекрывая музыку, в кабине раздался голос вокалиста: «…как прогулка по улице лжи…» «Точно подмечено, — подумал Майкл, выруливая с заброшенной парковки на пустынную дорогу. — Молодец, Линда. Всегда угадывает, что именно я хотел бы послушать».
В целлофановом мешке на пассажирском сиденье лежала аккуратно завернутая кредитная карта, принадлежащая некой миссис Риггинс. Этот трофей Майкл получил, обшарив бумажник, отобранный у Номера Четыре. До встречи с Линдой оставалось совсем немного: нужно было сделать кое-что в Бостоне, да еще завернуть в пару мест по дороге. Двигатель пикапа наконец прогрелся как следует, и печка в салоне заработала в полную силу. Только сейчас Майкл понял, насколько сыро и промозгло было снаружи. «Следующую трансляцию нужно будет организовать где-нибудь во Флориде или в Аризоне», — подумал он. Впрочем, буквально в следующую секунду парень одернул сам себя: заглядывать так далеко вперед — задумываться о следующем деле, когда текущее еще не завершено, — было не в его правилах. Действительно, Майкл всегда гордился тем, что умеет сосредоточиться на самом главном. Ввязавшись во что-либо серьезное, он не позволял себе отвлекаться ни по серьезным причинам, ни тем более по пустякам. Он был уверен, что эта черта роднит его с истинными художниками и успешными бизнесменами. Любой из этих людей наверняка подписался бы под правилом, которое Майкл сделал своим кредо: нельзя написать книгу или сочинить песню, нельзя провернуть сделку или создать бизнес, не подчинив всю свою волю, все внимание и все силы одной главной задаче.
Линда всегда следовала этому правилу не менее строго, чем он сам.
Вот почему они так любили друг друга.
Вдруг у Майкла в мозгу пронеслось: «Какой же я счастливчик! До чего же мне повезло!»
До города было два часа езды. А тем временем там, на арендованной ими, давно заброшенной ферме, все шло своим чередом. «Мы ведь уже почти богаты», — подумал Майкл. Впрочем, любимым делом они занимались не только и не столько ради денег. Четвертая серия началась как нельзя лучше. Эта мысль грела Майкла изнутри — совсем иначе, чем теплый воздух, который дул из дефлекторов на приборной панели. Внутреннее тепло пульсировало в его жилах, билось в такт музыке, звучавшей в салоне автомобиля.
Скрытый за черным мешком на голове Дженнифер, весь мир для нее ограничивался теперь лишь звуками и запахами, да еще вкусовыми ощущениями, но и они едва прорывались сквозь гулкие удары сердца, пульсирующую боль в висках и страх темноты, окутавшей девушку со всех сторон. Она старалась держать себя в руках, но это было бесполезно: она продолжала рыдать, слезы ручьями текли по щекам, пересохшее горло сжимала саднящая боль.
Дженнифер невыносимо хотелось кричать, просить о помощи, хотя она прекрасно понимала, что поблизости никого нет. Губы сами собой твердили слово «мама», но сквозь мрак проступал только образ покойного отца: он будто бы стоял в некотором отдалении, где-то на улице, и не мог слышать отчаянных криков дочери, которые словно разбивались о какую-то стеклянную стену. Вдруг у Дженнифер закружилась голова, да так сильно, будто у ног ее внезапно разверзлась глубокая пропасть и налетевший порыв ветра вот-вот опрокинет ее, стоящую на самой грани.
«Дженнифер, держи себя в руках!» — твердила она себе.
Девушка сама не знала, произносит ли эти слова вслух или выкрикивает их мысленно, пытаясь заклясть раздирающих душу демонов боли и страха, мешающих разуму взять верх над смятением. Она и сама не могла бы сказать, что особенно сильно терзает ее: боль? сомнения? Казалось, в равной степени то и другое. Но главное, нужно было хоть как-то понять, что происходит там, за пределами черной шелковой пелены.
Она заставила себя дышать глубоко. «Дженнифер, давай же!»
Странно, но, разговаривая с собой, она словно бы обретала уверенность. Становилось понятно, что она, по крайней мере, жива и по-прежнему остается собой, и за спиной у нее лежит прошлое, и есть настоящее и, возможно, даже будущее.