— Тогда сейчас время смотреть телевизор.
— Нет, мама, — вновь вступил в разговор Марк Вольф. — На сегодня все. Больше никакого телевизора.
С этими словами он встал с кресла и помог подняться матери. Затем он оглянулся и посмотрел на Адриана, по-прежнему державшего его на мушке. После нескольких часов, проведенных в одном помещении за просмотром комедийных сериалов, взаимная неприязнь, возникшая между двумя мужчинами, казалось, немного поугасла.
— Что, так и будете следить за мной? — осведомился Вольф. — Или, быть может, соизволите подождать меня здесь?
Адриан покачал головой и встал с дивана. Он прекрасно понимал, что ему не следует выпускать Вольфа из поля зрения. «Если уж устроил театр абсурда, — подумал он, — так играй свою роль до конца».
Марк Вольф правильно понял молчание собеседника и, взяв мать под руку, сказал:
— Ну что ж, пойдем. — Обращался он при этом в равной мере как к Розе Вольф, так и к профессору Томасу.
Адриан чувствовал себя словно при исполнении некоего таинственного ритуала. Наверное, точно так же воспринимал бы происходящее ученый-антрополог, которого какое-нибудь племя, затерянное в амазонской сельве, пригласило на один из самых важных праздников или обрядов. С расстояния в несколько шагов Адриан наблюдал за тем, как Марк Вольф помогает своей матери подготовиться ко сну. Он помог ей переодеться в ночную рубашку, он сам выдавил ей пасту на зубную щетку, он отсчитал и выложил на специальную тарелочку горсть таблеток и поднес к губам матери стакан с водой. Он проследил за тем, чтобы старуха сходила в туалет, и терпеливо подождал ее за дверью ванной комнаты, время от времени задавая ей наводящие вопросы: «Мама, ты нашла туалетную бумагу?» или «Ты не забыла смыть за собой?». После всего этого он заботливо уложил мать в постель. Адриан тем временем стоял у него за спиной с пистолетом в руках — буквально на расстоянии нескольких футов. У профессора Томаса в какой-то момент даже возникло ощущение, будто он стал человеком-невидимкой, — настолько непринужденно Марк Вольф вел себя в его присутствии.
Пожалуй, немногое из того, что Адриану Томасу удалось повидать за свою долгую жизнь, произвело на него столь гнетущее и тягостное впечатление, как зрелище укладывающейся спать Розы Вольф. Дело было даже не в том, что вела она себя как маленький неразумный ребенок. Гораздо больше профессора Томаса напугала та пропасть, которая разверзлась между простыми, ежедневно совершаемыми действиями и остатками разума, сохранившимися у старухи. В каждом ее действии, в каждом движении Адриан угадывал проекцию своего собственного — уже недалекого — будущего. «Со мной будет точно так же, — подумал он. — Так же, но еще страшнее».
От этой мысли у него закружилась голова, и он был вынужден даже опереться плечом о стену. Давно ему не было так страшно.
Тем временем сексуальный извращенец Марк Вольф нежно поцеловал мать в лоб и пожелал ей спокойной ночи. Погасив верхний свет в ее комнате и включив ночник, он обернулся к Адриану и со вздохом сказал:
— Ну что, видели? И вот так каждый вечер. — Марк Вольф прошел мимо державшего его на мушке Адриана и, обернувшись, сказал: — Дверь в мамину спальню прикройте, пожалуйста.
Адриан нащупал дверную ручку, но не удержался от того, чтобы на мгновение заглянуть в последний раз в комнату уже заснувшей женщины.
— Может быть, она умрет во сне прямо сегодня ночью, — в задумчивости произнес Марк Вольф, — но, скорее всего, нет.
Адриан захлопнул дверь в спальню Розы и вслед за Марком вернулся в гостиную.
— Та инспекторша, — с неодобрением произнес Вольф, — ну, которая с вами приходила… Она ничем не отличается от всех остальных ментов, с которыми я имел дело. Ну, нравится им изводить меня — ничего не попишешь. То компьютер мой заберут, то начнут выяснять, какие журналы я покупаю и выписываю… С психотерапевтом моим любят побеседовать. На работе от них одни неприятности: так и норовят всякие сплетни обо мне распустить. Им, видите ли, очень важно знать, что я не делаю ничего такого, что им, понимаешь ли, не понравилось бы. К школам, значит, не подходи, на детских площадках не появляйся… В общем, они делают все для того, чтобы я перестал быть самим собой. Душу из меня вытряхивают. — Неожиданно злобно рассмеявшись, он с угрозой в голосе произнес: — Но мы еще посмотрим, кто кого, кто из нас упорнее. — Внимательно посмотрев на Адриана, Марк Вольф сменил тон и несколько пренебрежительно поинтересовался: — А вам, значит, приспичило совершить небольшую обзорную экскурсию по моей жизни?
Не дожидаясь ответа, условно освобожденный насильник прошел в свою комнату и закрыл жалюзи на окнах.
— Наверное, вам уже известно, что я каждое утро встаю и, как и полагается всякому добропорядочному условно освобожденному, прямиком еду на работу.
Адриан кивнул. Пистолет он по-прежнему держал наведенным на собеседника.
— Ну вот, а теперь вы и с мамой моей познакомились. Так что чем я занимаюсь по вечерам, вам тоже известно: смотрю старые сериалы да меняю старушке памперсы. Очаровательная жизнь, ничего не скажешь.
Адриан вдруг почувствовал, что пистолет дрожит в его руке. Он собрался с силами и постарался унять дрожь.
— Слушайте, профессор, я ведь прекрасно понимаю, что вы не станете в меня стрелять, — заявил ему Вольф, — так что давайте договоримся о взаимных условиях: вы выполняете одну мою просьбу, а взамен получаете мою помощь. Вы ведь за помощью ко мне пришли, если я не ошибаюсь.
Эти слова были произнесены издевательским и даже несколько агрессивным тоном.
Адриан изо всех сил старался сохранить спокойствие. Ему хотелось выставить пистолет подальше перед собой, словно таким образом можно защититься от собеседника. Он никак не мог взять в толк, почему Вольф не боится наведенного на него оружия. Это уравнение никак не решалось в голове старого профессора. Теория, равно как и известные ему практические эксперименты, — все свидетельствовало о том, что пистолет является более чем адекватным стимулом для чувства страха. «Еще бы, — подумал он, — любой нормальный человек должен бояться неожиданной насильственной и к тому же болезненной смерти. Реакция на такую угрозу должна быть однозначно предсказуемой и четко идентифицируемой: всеохватывающий безотчетный страх». Реакция Марка Вольфа явно не вписывалась в эту схему. Такой ход дела, в свою очередь, начинал пугать уже самого Адриана Томаса.
— Итак, профессор, я считаю, что настало нам время заключить сделку.
— С такими людьми, как вы, я не торгуюсь, — довольно слабым голосом возразил Адриан.
Он и сам понимал, что его пафосное заявление прозвучало весьма жалко.
— Торгуетесь, еще как торгуетесь. Постучав ко мне в дверь, вы явно собирались мне что-то продать. При этом, как я полагаю, вы хотели и что-то купить. Что ж, я готов: осталось лишь оговорить условия сделки. И уверяю вас, наши отношения станут гораздо менее натянутыми.
Для человека, которого держат на мушке, Вольф выглядел странно спокойным и даже расслабленным.