— Длинные и широкие, чтобы не проваливаться в снег. А его башмаки специально сделаны для того, чтобы ходить по болоту, шагать быстро и не черпать воду. Он столько лет живет в сырых местах, вот и смастерил себе.
— Пошли, у меня есть идея, но надо поторопиться.
Мы вскочили, подхватили свои мешки и двинулись к реке, перейдя оставленный Скунсом след, будто шоссе. Берег реки сплошь зарос деревьями, а под ними теснился подлесок и заплеталась ежевичная лоза. У самой реки берег размыло дождями, корни деревьев обнажились и торчали наружу. Пониже шла узкая полоса сырого песка и гравия. Цепляясь за корни и спрыгивая на влажный песок, мы могли передвигаться вдоль реки и так передвигались прыжок за прыжком, — я все оглядывалась в поисках того, что мне было нужно, однако не находила этого, и мы с Терри скакали дальше, пока наконец я не разглядела над головой повалившееся, торчавшее наружу из ровного ряда дерево. Короткое — футов десять — и толстое. Ветки давно сгнили и отвалились, отвалилась и крона, и река унесла ее. Дерево под собственной тяжестью клонилось к реке, выдирая свои корни из земли.
Я отложила в сторону мешок, взобралась наверх и заползла на это бревно.
— Давай! — позвала я Терри. — Помоги мне.
Он таращился на меня так, словно думал, будто я сошла с ума, но послушно отложил в сторону свой мешок и залез позади меня на гнилое дерево.
— Прыгай! — велела я и принялась трясти попой вверх и вниз.
Терри последовал моему примеру, и мы подпрыгивали и раскачивали дерево, пока я не почувствовала, как вылезают из размытого берега его корни — и мертвое дерево рухнуло.
Оно ударилось оземь у кромки воды, сбросив нас при падении. Мы осмотрели бревно и убедились, что оно раскололось пополам. Пришлось нам еще раз забраться на него и попрыгать, чтобы одна часть полностью отделилась от другой.
Я заглянула в свой мешок, достала оттуда веревку и привязала мешок себе через плечо. Пропустила веревку через лямку комбинезона и пару раз обмотала вокруг талии, чтобы надежно закрепить мешок на спине. Отрезав остаток веревки перочинным ножом, я завязала петлю на рукояти револьвера констебля Сая и повесила себе на шею вместо медальона — он как раз спускался до груди. Затем я помогла Терри таким же способом закрепить его мешок — правда, у него не было комбинезона, через лямку которого удобно было бы пропустить веревку.
Убрав нож, я велела Терри:
— Толкай!
Мы спихнули бревно на воду, я вскарабкалась на него, точно ящерица, и Терри за мной. Течение подхватило нас и понесло вниз по реке. Поначалу бревно пыталось перевернуться под нами, но мы устроились каждый на своем конце, уцепились, повисли и выровняли его.
К тому времени как мы управились, ушел уже и сумеречный свет, и ночь черным плащом упала на нас. Порой эту сплошную тьму рассекали зарницы, они проносились по небу яркой вспышкой, а затем — раскат грома, словно кто-то бил рукоятью топора по большой чугунной ванне.
Вода была холодновата, и держаться за бревно на стремнине, где течение убыстрялось, было нелегко. Начался дождь, крупные капли били в голову, словно пули, и еще быстрее понеслась вода в реке. Самое скверное — с гнилого пня облезала кора, а из-под нее лезли муравьи, которые кусались так, что казалось — мне под кожу забивают раскаленные докрасна кнопки.
Но поскольку бревно все время окуналось в воду, муравьев скоро смыло, и остались только мы и бревно, проливной дождь и темная вода. Вспыхивали зарницы и подсвечивали берег так, что на миг он весь ярко и отчетливо проступал перед глазами, и в одно из таких мгновений я увидела Скунса — на корточках, между двух деревьев. Он сидел неподвижно и следил, как течение проносит нас мимо.
Болотные башмаки он снял и привязал за спиной — носы их торчали над его шляпой дерби.
С полей шляпы текла, ручьями обрушивалась вниз вода. Звезду шерифа, которую он отобрал у констебля Сая, убийца приколол к шляпе — так вот что сверкнуло на ней, когда я увидела его в прошлый раз. А то, что моталось сбоку у его лица, оказалось птицей, свисавшей головой вниз на бечевке, подвязанной к медного цвета волосам. Джинкс рассказывала, будто Скунс носит при себе засушенную синешейку, но мне показалось, не такая уж она и засушенная, да и цвета не разберешь, синяя, черная или в клеточку, одно ясно — птица. На поясе у Скунса болталось мачете, в ножнах дремал огромный, с саблю размером, нож. Узловатую дубинку, на которую он опирался при ходьбе, Скунс теперь держал не за конец, а за середину. Вспышка осветила его лицо, красноватого оттенка, словно старая медная монетка, кривое, как тыква, которой помешали расти. Мы его заинтересовали не больше, чем муху — рецепт бабушкиного яблочного пирога.
Нас пронесло мимо, угасла долго висевшая в небе зарница. Я крикнула, перекрывая рев потока:
— Ты это видел?
— Что?
— Там был Скунс. Он наткнулся ниже по течению на наш след, свернул, вышел к реке и там нашел новый след.
— Плохие новости, — вздохнул Терри.
Новая вспышка зарницы. Я глянула в сторону берега и увидела Скунса — он мчался вдоль реки, низко наклоняясь под нависавшими ветвями и шибче кролика перепрыгивая кусты.
— Совсем плохие новости, — предупредила я.
— Я его вижу, — откликнулся Терри.
И больше мы его не видели. Зарница угасла, прокатился громовой раскат, река, кипя и бурля, тащила нас дальше.
Река тащила нас, дождь нагонял, зарницы вспыхивали все чаще, и гром уже почти не отставал от них — он раскатывался с такой мощью, что вода в реке дрожала, и меня тоже пробирала дрожь.
Не знаю, долго ли мы так мчались по воде, но в какой-то момент река сузилась — Сабин часто сужается, а потом расширяется снова, — и мы приблизились к тому месту, где от берега в реку тянулась песчаная отмель. Самое место для Скунса, чтобы подловить нас, сообразила я.
Наша влажная дорога каждые две секунды освещалась вспышками зарниц, и я поглядывала то на берег, то на отмель, высматривая Скунса, но так его и не увидела. Может быть, река оказалась слишком быстрой для него, и он не успел перехватить нас?
Жуткое дело — нестись по разбушевавшейся воде на хлипком бревнышке. Я подумала: может, нам удастся сойти с него на отмели, остаток пути пройдем через лес? Если нам удалось опередить Скунса, глядишь, он нас так и не нагонит?
К добру или худу, от этого плана пришлось тут же отказаться: полыхнула и повисла зарница, и тут-то я увидела, как по берегу несется Скунс. Он должен был поравняться с отмелью в тот же миг, что и мы, но пока он оставался значительно выше — футах в двадцати над уровнем воды.
— Отгребай! — скомандовала я.
Одной рукой каждый из нас цеплялся за дерево, оставалась одна свободная рука и обе ноги, которыми мы и принялись бить со всей силы по воде, словно одуревшие каракатицы. Полено отклонилось до берега, и все же Скунс прыгнул. При свете зарницы я видела, как он оторвался от земли и на миг повис в воздухе, сучья деревьев у него за спиной казались костлявыми пальцами, норовившими его схватить. Он приземлился на песчаную отмель — невредимый, мягко, словно кот. Зарница погасла, и сделалось темно — ладонь у себя перед глазами не разглядишь.