Не хватало только подписи Акселя.
Сын Рафаэля, Питер, вошел в зал; у него было бледное отсутствующее лицо. Питер нес красивейшую скрипку — темно-красный инструмент с изогнутым корпусом. Аксель сразу понял, что это Амати — настоящий Амати, за которым хорошо ухаживали.
— Кажется, я уже упоминал о нем. Думаю, известная музыка будет соответствовать тому, что мы сейчас сделаем, — ласково сказал Гуиди. — Это скрипка его матери… а давным-давно на ней играл Никколо Паганини.
— Ее создали в шестьсот пятьдесят седьмом году. — Питер вынул из карманов ключи и мобильный телефон, бросил их на стол и положил скрипку на плечо.
Дотронулся смычком до струн и протяжно заиграл. Аксель мгновенно узнал мелодию — вступление к самому известному произведению Паганини. «Каприс № 24», который считается самым трудным произведением в мире. Юноша играл словно под водой. Слишком медленно.
— Это очень выгодный контракт, — тихо заметил Рафаэль.
Небо все еще было светлым, панорамные окна отбрасывали в салон обильный серый свет.
Аксель подумал о Беверли — как она забиралась к нему в кровать в психиатрической клинике и шептала: «Вокруг тебя свет, я увидела его еще в коридоре».
— Как по-вашему, вы готовы? — спросил Рафаэль.
Аксель не вынес пустых глаз Рафаэля. Он отвел взгляд и взял лежавшую перед ним ручку. Услышал, как колотится сердце, и попытался скрыть, что тяжело дышит.
На этот раз он не станет рисовать приветственные рожицы. Он поставит свою подпись и будет молиться, чтобы Рафаэль Гуиди остался доволен и позволил ему вернуться в Швецию.
Аксель почувствовал, как ручка дрожит у него в пальцах. Он обхватил кисть другой рукой, чтобы унять дрожь, перевел дыхание и осторожно подвел перо к пустой строке.
— Подождите, — сказал Рафаэль. — Прежде чем вы что-нибудь подпишете, я хочу убедиться, что вы останетесь лояльны ко мне.
Аксель поднял на него глаза.
— Если вы на самом деле согласны превратить свой кошмар в реальность в случае нарушения договора, докажите это, поцеловав мне руку.
— Что? — прошептал Аксель.
— Мы заключаем контракт?
— Да.
— Так поцелуйте мне руку, — кривляясь, сказал Рафаэль, словно изображая дурачка из старинной пьесы.
Мальчик играл все медленнее. Он пытался заставить пальцы двигаться живее, менял аппликатуру, но ошибался при сложных перестановках, запинался, потом продолжал играть.
— Не останавливайся, — сказал Рафаэль, не глядя на него.
— Для меня это слишком сложно. И я плохо играю.
— Питер, стыдно сдаваться, даже не…
— Знаешь что, играй сам! — перебил мальчик.
Лицо Рафаэля сделалось похожим на пыльный обломок скалы.
— Будешь делать, что я говорю, — сказал он с деланым спокойствием.
Юноша замер, уставившись в пол. Рука Рафаэля потянулась к молнии спортивной куртки.
— Питер, мне понравилось, как ты играешь, — спокойно произнес он.
— Кобылка покосилась, — почти шепотом подсказал Аксель.
Питер посмотрел на скрипку и покраснел.
— Ее можно исправить? — спросил он.
— Тут нет ничего сложного. Если хочешь, я поправлю.
— Это надолго? — спросил Рафаэль.
— Нет.
Аксель отложил ручку, взял у мальчика скрипку, повертел, ощутил легкость инструмента. Раньше ему не доводилось держать в руках ни настоящую Амати, ни инструмент, на котором играл Паганини.
У Рафаэля зазвонил телефон. Он взглянул на номер, поднялся, отошел в сторону и стал слушать.
— Не выходит, — проговорил он со странным выражением на лице.
На его губах мелькнула удивленная улыбка; он что-то резко сказал телохранителям. Те вместе с Рафаэлем вышли из столовой и побежали вверх по лестнице.
Питер внимательно наблюдал, как Аксель отвязывает струны. В инструменте что-то скрипнуло. Резонатор усиливал сухой звук от его пальцев. Аксель осторожно подвинул подставку и снова натянул струны.
— Получилось? — прошептал Питер.
— Да, — ответил Аксель, настраивая скрипку. — Попробуй, сам услышишь.
— Спасибо. — Питер взял у него инструмент.
Аксель увидел на столе его мобильный телефон и сказал:
— Играй. Ты уже одолел первый пассаж и подходил к пиццикато.
— Вы меня смущаете. — Питер отвернулся.
Аксель присел на стол, осторожно протянул руку за спину, нащупал телефон и случайно толкнул его. Телефон бесшумно завертелся на столе.
Все еще стоя спиной к Акселю, Питер положил скрипку на плечо и поднял смычок.
Аксель схватил телефон, зажал его в руке и немного отодвинулся.
Питер опустил смычок на струны, но почти сразу оборвал звук, повернулся и посмотрел мимо Акселя.
— Мой телефон, — сказал он. — Он лежит у вас за спиной?
Аксель выпустил аппарат из руки и позволил ему скользнуть по столу. Потом повернулся и снова взял его.
— Посмотрите, пожалуйста, я не получил сообщение? — спросил мальчик.
Аксель взглянул на дисплей. Телефон был в зоне действия, хотя они находились в открытом море. Вероятно, на яхте была своя спутниковая станция.
— Сообщений нет, — ответил Аксель и положил телефон на стол.
— Спасибо.
Аксель все еще стоял у стола, когда Питер заиграл продолжение каприса, медленно и неритмично.
Мальчик был не без дарования, он много занимался, но справиться с произведением не мог. Однако скрипка звучала так дивно, что Акселю бы доставило удовольствие, даже если бы ее струны дергал малыш. Аксель снова прислонился к столу, слушая и пытаясь нащупать телефон.
Питер изо всех сил старался найти правильное положение на струнах, теряя из-за этого темп. Он остановился и начал снова; Аксель тем временем искал телефон. Он медленно переместился к аппарату, но не успел дотянуться до него. Питер взял не ту ноту, оборвал игру и снова обернулся к Акселю.
— Очень трудно, — признался он и сделал еще одну попытку.
Снова неверный звук.
— Не получается. — Он опустил скрипку.
— Если поставить безымянный палец на струну «ля», то будет легче…
— Вы не могли бы показать?
Аксель взглянул на лежащий на столе телефон. Снаружи бродили солнечные зайчики, и Аксель повернулся к панорамному окну. Море было удивительно гладким и пустынным. Внизу гремели моторы — непрерывный шум, которого он раньше не замечал.
Питер передал ему инструмент. Аксель положил скрипку на плечо, немного подтянул смычок и заиграл произведение с начала. Текучее печальное вступление быстро полилось в пространство. Звук у скрипки был не густым, но удивительно мягким и чистым. Музыка Паганини кружилась все быстрее и выше, подгоняя сама себя.