— Я не знаю, что делать, я… мне нужно знать, могу ли я что-то сделать, может, поговорить с ее друзьями.
— Вам лучше всего оставаться дома. На случай, если Пенелопа попытается связаться с вами…
— Она мне не звонит, — перебила Клаудия. — Я всегда была слишком сурова с Пенни, сердилась на нее, не знаю почему… я… я не хочу потерять ее, я не могу потерять Пенни, я…
Клаудия заплакала в трубку, попыталась справиться с собой, торопливо извинилась и отсоединилась.
Дом номер три по Санкт-Паульсгатан, в котором жила Пенелопа, располагался прямо напротив магазина рыболовных принадлежностей. Йона пошел к Эрикссону, стоявшему возле витрины с японскими комиксами и картинками манга. На полках теснились сотни фигурок «Хелло, Китти», головастых кукол-кошек с невинными мордочками. Переливчатая витрина разительно контрастировала с грязно-бурым фасадом.
— Маленькое тельце и огромная голова, — прокомментировал Эрикссон, указывая на «Хелло, Китти», когда Йона подошел к нему.
— Очень мило, — пробормотал Йона.
— А у меня пропорции другие: большое тельце и маленькая голова, — пошутил Эрикссон.
Йона, улыбаясь, коротко глянул на него и открыл широкую дверь подъезда. Оба стали подниматься по лестнице, рассматривая таблички с фамилиями, сверкающие выключатели и мусоропроводные люки. На лестничной клетке пахло нагретой пылью и овощными очистками. Перила заскрипели — это Эрикссон ухватился за них, идя следом за Йоной. Наконец оба поднялись на третий этаж. У Эрикссона от напряжения дрожали щеки, он утер пот со лба, прошептав извиняющимся тоном:
— Мне так неловко.
— Сегодня душно.
Возле звонка были следы клея, эмблема борцов с ядерными станциями, логотип Справедливой торговли [15] и пацифистский знак. Йона коротко взглянул на Эрикссона; серые глаза сузились. Комиссар прижался ухом к двери и прислушался.
— Что там? — прошептал Эрикссон.
Йона позвонил, не переставая вслушиваться. Немного подождал, потом достал из внутреннего кармана футляр и осторожно вскрыл замок отмычкой, проговорив:
— Может, и ничего.
Комиссар открыл дверь, но как будто передумал входить и снова закрыл ее. Он, сам не зная почему, знаком велел Эрикссону остаться возле двери. Снаружи донесся сигнал машины, развозящей мороженое. У Эрикссона сделался встревоженный вид, эксперт провел ребром ладони по шее. Йона передернул плечами, однако открыл дверь и спокойно вошел в квартиру. Газеты, рекламные листовки и письмо из Партии левых на коврике в прихожей. Воздух застоявшийся, тяжелый. Перед платяным шкафом — бархатная занавеска. Что-то загудело в водопроводных трубах, защелкало под обоями.
Комиссар даже не знал, почему потянулся за оружием. Он коснулся пистолета, но доставать его из кобуры не стал. Взгляд скользнул по кроваво-красным занавескам, потом переместился в коридор. Сдерживая дыхание, комиссар пытался разглядеть предметы за волнистым стеклом двери, ведущей в гостиную.
Он шагнул вперед, но ему тут же захотелось покинуть квартиру; чутье подсказало, что нужно запросить подкрепление. За волнистым стеклом что-то темнело.
Латунные трубочки занавески-«дождика» покачивались без звона. Йона увидел, как пылинки в воздухе изменили направление, поплыли в другую сторону.
Он в квартире Пенелопы не один.
Сердце забилось быстрее. В комнате только что кто-то побывал. Комиссар перевел взгляд на кухонную дверь и быстро двинулся вперед. Скрипнул деревянный пол. Послышался ритмичный звук, похожий на быстрое пощелкивание. Дверь в кухню была полуоткрыта. Йона глянул в щель между дверными петлями и заметил движение. Он плотно прижался к стене. Кто-то ловко двигался в полутьме. Видно было только лопатку, плечо и руку. Фигура быстро приблизилась и развернулась. Йона успел заметить нож — как белый язык. Что-то косо мелькнуло снизу вверх. Угол оказался таким неожиданным, что комиссар не успел отбить удар. Острое лезвие распороло одежду, кончик уткнулся в пистолет. Комиссар попытался ударить нападавшего, но его рука скользнула в пустоту. Он услышал, как нож снова просвистел в воздухе, и бросился в сторону. На этот раз лезвие прошло точно снизу вверх. Йона ударился головой о дверь ванной. Увидел, как длинная щепка отделяется от дверного косяка: нож воткнулся в дерево. Йона чуть не упал, повернулся, наугад пнул нападающего и во что-то попал — кажется, в колено. Откатился в сторону, рванул из кобуры пистолет, одновременно сняв его с предохранителя. Входная дверь так и стояла открытой; с лестницы донеслись быстрые шаги — кто-то бежал вниз. Комиссар вскочил, бросился было за неизвестным, но остановился, услышав у себя за спиной громкий свист и шипение. Он мгновенно понял, что это, и метнулся в кухню. Микроволновая печь была включена. Слышалось потрескивание, за стеклом поднимались черные искры. Все четыре крана старой газовой плиты были открыты, и газ лился в помещение. Время вдруг понеслось с небывалой быстротой; Йона прыгнул к микроволновке. Прилежно тикал круглый таймер. Потрескивание усиливалось. В печке на стеклянном блюде крутился баллончик спрея от насекомых. Комиссар выдернул шнур из розетки; стало тихо, только из газовых конфорок доносилось монотонное шипение. Комиссар закрыл краны. От запаха химикатов мутило. Он открыл окно и внимательно посмотрел на баллончик в печи. Баллон раздулся и мог взорваться от малейшего прикосновения.
Комиссар покинул кухню и торопливо прошелся по квартире. Комнаты пусты, никого. Воздух все еще тяжелый от газа. На лестничной клетке возле двери сидел Эрикссон с сигарой в зубах.
— Не зажигай! — крикнул Йона.
Эрикссон улыбнулся и устало махнул рукой.
— Она шоколадная, — прошептал он.
Эрикссон тяжело закашлялся, и Йона вдруг увидел под ним лужу крови.
— Ты ранен!
— Ничего страшного. Не знаю как, но он порезал мне ахиллово сухожилие.
Йона вызвал «скорую помощь» и сел рядом с Эрикссоном. Тот был бледен, по щекам катился пот. Ему, видно, было очень плохо.
— Резанул прямо на ходу… набежал, как бешеный паук.
Оба замолчали, комиссар думал о молниеносных движениях за дверью и о том, как взлетело лезвие ножа, вспомнил дурноту, какой еще никогда не испытывал.
— Она в квартире? — просипел Эрикссон.
— Нет.
Эрикссон с облегчением улыбнулся, потом посерьезнел:
— Но он хотел тут все взорвать?
— Наверняка собирался избавиться от любых следов, которые могут привести к нему.
Эрикссон попытался развернуть шоколадку, но уронил ее и на мгновение зажмурился. Его щеки стали серо-белыми.
— Я понимаю, ты не рассмотрел его лица… — сказал Йона.
— Не рассмотрел, — слабо отозвался Эрикссон.