Киллиан взглянул на часы. Соседка подробно, называя места и даты, рассказывала о том, где она покупала предметы мебели и декора в своих частых путешествиях по Европе. Она обожала Европу, особенно средиземноморские страны — Испанию, Францию, Италию, Грецию, но и другие: Австрию, Голландию, бывшую Югославию…
— Вы очень интересно рассказываете, но прошу меня извинить… — Голос Киллиана звучал резко и громко: это был единственный способ прервать бесконечный монолог красавицы. — Мне жаль, но я должен идти.
— Киллиан, ну что ты, побудь еще немножко, — сказала женщина с соблазнительной улыбкой сообщницы, будто просила его не оставлять ее одну с двумя рабочими. — Разве какая-то работа может быть важнее, чем бутылочка пива с красивой женщиной?
Киллиан воспринял ее поведение как попытку удержать его силой, показать себя хозяйкой ситуации. И простой смертный разуверился в своей богине.
— Моя работа не ждет. — Он опустил глаза. — Спасибо за пиво, было очень приятно.
Женщина, несомненно, была сильно удивлена, но сумела отреагировать спокойно:
— Как знаешь…
Киллиан понял, что она моментально утратила к нему интерес; она возобновила свой монолог, адресуя его исключительно двум рабочим. Ее интересовало общение только с теми, кто смотрел на нее с обожанием. Рассказ продолжался, она говорила о том, что в Испании, Франции и Италии можно обнаружить ценные вещи с историей, причем в самых неожиданных местах. Например, в Сиене она нашла старинный, шестнадцатого века, портал, когда-то украшавший вход в богатый дом, и превратила его в оригинальное изголовье. Выбор был непрост, ведь в магазине в тосканском городке десятки этих порталов лежали как попало, один на другом.
— Жаль, что у меня всего одна спальня, — с улыбкой сказала она.
Киллиан уже подошел к двери, но, прежде чем выйти, обернулся:
— Я бы вам порекомендовал в следующий раз положить его ненадолго в холодильник. — Лицо соседки стало раздраженным. Киллиан поставил полупустую бутылку на столешницу. — Пиво теплое… Честно говоря, пить невозможно.
Рабочие мгновенно освободились от чар красавицы.
— Точно, — сказал один, а второй, вслед за консьержем, поставил бутылку.
Хозяйка лишилась дара речи.
Домом уже занялись уборщицы, и Киллиан столкнулся с одной из них, когда поднимался в квартиру Лоренцо. В 19:10 они с Алессандро начали заниматься, как обычно, за закрытой дверью.
Мальчишка пристально смотрел на Киллиана, пока тот надевал на него носки, помогал встать у кровати и найти равновесие.
— Поехали. — Киллиан уже отошел к окну. — Правая нога. — Мальчик не пошевелился. — Алессандро, правая нога! — Никакой реакции. — Только не говори, что ты оглох, это было бы чересчур, — поддразнил его Киллиан.
Алессандро не двигался. Они смотрели друг на друга. Взгляд мальчика был прикован к глазам консьержа.
— Ты не хочешь идти, пока я не расскажу, для чего взял компьютер?
Алессандро приподнял верхнюю губу; эта гримаса была наиболее близка к улыбке из всех возможных и на их тайном языке означала «да».
— Ты становишься большим сплетником, чем твоя мать! Хорошо. Знаешь, что такое «Фейсбук»? — Алессандро прикрыл глаза. — Что, правда не знаешь? Это социальная сеть, сайт, где вешают свои фотки и пишут о себе, а потом ищут бывших девушек, старых друзей, одноклассников… Понятно?
Алессандро приподнял верхнюю губу и издал какой-то нечленораздельный гортанный звук.
— Хорошо, по крайней мере, мозг у тебя нормально работает. Теперь, пожалуйста, сделай этот долгожданный шаг.
Алессандро медленно подвинул правую ногу.
— Отлично, — продолжая подбадривать мальчика, Киллиан, подняв раму, приоткрыл окно. — С сегодняшнего дня я — подруга Клары из ее юности. Меня зовут Мария Аурелия. Я вернулась в Мехико, и мне есть что рассказать подруге моей юности. Левая нога.
Левая давалась труднее. Алессандро сжал зубы от боли, застонал и продвинул ногу вперед не больше чем на два сантиметра. Он сделал огромное усилие, на лице застыла маска страдания.
— Прости, я отвлекся и не видел. Можешь повторить? — пошутил Киллиан.
Алессандро не пошевелился.
— Давай, Але, попробуй.
Никакой реакции.
— Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказал? Больше нечего, — пытался объяснить Киллиан.
Но Алессандро не собирался двигаться, пока консьерж не продолжит свою исповедь.
— Слушай, реабилитация нужна тебе, а не мне! — запротестовал он.
Но оба знали, что это не так. Киллиану нравилось откровенничать с Алессандро.
— Я не собираюсь делать ничего сверхъестественного. Просто напишу ей длинное сообщение, очень личное. Это нормально, когда люди пятнадцать лет не виделись, правда же? Посмотрим, может быть, старой подруге она расскажет что-то, что позволит мне ближе узнать ее.
Алессандро сделал шаг правой ногой. Киллиан рассказывал, как продвигаются его отношения с соседкой из квартиры 8А.
— Я о ней думаю каждую секунду. Просто не идет из головы ни она, ни ее проклятая улыбка. Левая нога.
С усилием, собрав в кулак всю свою волю, Алессандро подвинул ногу. Это было скорее движение в сторону, чем вперед, но Киллиан не обратил внимания.
— Я не остановлюсь, пока не сотру эту проклятую улыбку с ее лица, Але. Я сумею это сделать! А ты сумеешь добраться до окна.
Алессандро подвинул правую ногу. С начала тренировки он не прошел и полуметра и уже очень устал.
— Главное — не спешить. Чтобы ударить в самое больное место, я должен хорошо ее изучить.
Не дожидаясь просьбы Киллиана, мальчик подвинул левую ногу на пару сантиметров вперед.
— Ты ведь еще не устал?
Алессандро издал гортанный звук и приподнял верхнюю губу, но в этот раз гримаса нисколько не походила на улыбку. Киллиан притворился, что не понял:
— Давай еще шаг.
Алессандро сделал движение головой в сторону кровати, показывая, что хочет лечь. Силы иссякли, он нетвердо стоял на ногах.
— Еще один шаг, Алессандро.
Раздался жалобный стон; мальчишка чуть не падал. Собственная беспомощность, неспособность противостоять настойчивости Киллиана раздражали его так, что у него буквально закипала кровь. Но консьерж, равнодушный к просьбе, спокойно стоял у окна.
— Ты что, описался? Мамочку позвать? Ты это хочешь сказать?
В глазах Алессандро отчаяние сменялось злобой.
— Хочешь поплакать? Не стесняйся меня.
Ноги Алессандро задрожали. Он действительно заплакал, против своей воли, и это еще сильнее его разозлило.
— Вот бы Клару было так легко довести до слез… Не представляешь, как мне хочется, чтобы она плакала столько же, сколько сейчас смеется.