Вода с силой била по лицу. Самоубийство должно было стать спасением, но не станет, пока не прекратится пытка, которой подвергала его Клара. Он не может спокойно покинуть этот мир, если девушка останется такой же счастливой и веселой.
«Я могу, я с ней справлюсь». Только это имело значение, и все предыдущие неудачи ничего не стоили рядом с возможностью победить Клару, расправиться с ее улыбкой. Девушка оставалась мишенью, которую нужно было поразить. И только возможность сделать это призывала его к жизни и заставляла идти дальше.
Киллиан наконец смог убедить себя и расслабиться. Он закрыл кран. Все прояснилось, и прошлое, и будущее.
Вся его стратегия кукольника, который незаметно дергает за ниточки, потерпела поражение. Осталось только одно решение. Прибегнуть к физической жестокости.
— Я сделаю тебе больно, Клара. Очень больно, — говорил он вслух, пока одевался.
Физическая боль. Страдание. Пытка. Они будут наедине в ее квартире. Ему не нравилась сама идея, но другого выхода не было. Он больше не будет богом, он спустится на землю и отомстит.
— Детские игры закончились, Клара.
Правая рука, долго пробыв под горячей водой, распухла, как мяч. Между большим и указательным пальцами темнел фиолетовый синяк. Он подумал, что скоро лицо Клары будет выглядеть так же, как сейчас выглядит его правая кисть.
Теперь главной целью было приблизить, насколько возможно, ее возвращение. В своей будке, на рабочем месте, он придумывал, как этого добиться. Сегодня же он отнесет в прачечную пакеты с одеждой, мебельными чехлами и шторами, переставит мебель, проветрит комнаты, чтобы не осталось ни следа яда от насекомых. Починит шнур холодильника. Квартира 8А станет обитаемой уже к этим выходным.
В 12:20, хорошенько продумав текст, он позвонил Кларе на мобильный. После третьего гудка включился автоответчик:
— Привет, это Клара. Скажите что-нибудь после сигнала.
«Уверен, что она улыбалась, когда говорила это», — подумал Киллиан, слушая ее голос.
— Доброе утро, мисс Кинг. Это Киллиан, консьерж вашего дома. Хотел сказать, что… — Он резко замолчал, не веря своим глазам. У стеклянной двери стоял грязный, уставший пес и вилял хвостом. Киллиан продолжил: —…что ваша квартира в порядке. Уже в субботу можете заезжать в нее. Насекомые уничтожены, а ваши вещи будут готовы завтра. Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете. До свидания. — Он повесил трубку.
Это было невероятно. Элвис, потерявшийся пес миссис Норман, стоял на пороге, исхудавший и замерзший. Он вернулся.
Киллиан прекрасно помнил тот день, когда Элвис, как он не раз делал, ускользнул из квартиры и прибежал в вестибюль, чтобы надоедать ему. Тогда он любезно открыл псу входную дверь и, соблазняя его хот-догом, вместе с ним дошел до метро на Семьдесят четвертой улице. Они сели в вагон и доехали до последней станции; Киллиан не обращал внимания на укоризненные взгляды некоторых пассажиров, которым не нравилось, что собака без поводка. Они вышли в Бруклине и шли без определенного маршрута, делая зигзаги по улицам и переулкам, пока не оказались у Проспект-парка. Там Киллиан разрезал ошейник, чтобы никто не опознал пса по медальке, а потом закинул хот-дог как можно дальше. Элвис, бегущий за лакомством по траве, покрытой снегом, — таково было его последнее воспоминание о собаке. До этой минуты.
Одному Богу известно, как Элвису удалось вернуться. Киллиан не верил в удачу. Жизнь и судьба каждого существа была в руках его самого или, в некоторых случаях, в руках других. Не было такой силы, которая может управлять человеком сверху или предписывать ему что-то. Фатума не существовало и не могло существовать. Но сейчас даже ему пришло в голову, что его могли сглазить, потому что все, абсолютно все шло не так, как ему хотелось.
Он попытался напугать животное, угрожающе замахиваясь на него. Но бедный пес не отходил от стеклянной двери, он вилял хвостом, радуясь, что вновь увидел знакомое лицо. Киллиан отправился за метлой, чтобы выйти на улицу и прогнать собаку как бездомную. Но в этот момент открылись двери лифта, и из него выбежала миссис Норман, в халате и тапочках, растрепанная, со следами крема на лице:
— Элвис, Элвис!
Все происходило, как в кино. Миссис Норман плакала от радости, а собака лаяла, подпрыгивала и лизала хозяйку в лицо.
— Где же ты пропадал, милый мой? Не представляешь, как мы переживали! Как мы скучали без тебя!
Пес громко лаял и, казалось, понимал ее слова и отвечал на них. Лицо старушки было мокрым от собачьей слюны.
Женщина заметила присутствие консьержа, который начал подметать пол, притворяясь, что занят работой.
— Киллиан, погляди, кто вернулся!
— Я очень рад, миссис Норман. Вы уверены, что это Элвис?
— Конечно же это Элвис! Ты его не узнаешь?
— Я очень рад, — повторил он, — я же говорил, что он вернется.
— Точно, — со слезами согласилась довольная старушка. — Ты никогда не терял надежды. Я — да, честно говоря. Я уже думала… Но ты меня всегда поддерживал. Большое спасибо тебе, Киллиан. — Счастливая, переполненная внезапной радостью, она поднялась, подошла к Киллиану и поцеловала его в щеку: — Спасибо тебе большое, ты просто солнышко!
Киллиан не ответил. Он продолжал сметать с пола невидимую пыль.
— Девочки! — закричала миссис Норман. — Как же они обрадуются, когда тебя увидят!
Элвис радостно тявкнул.
Миссис Норман, не переставая целовать своего вновь обретенного любимца, исчезла в дверях лифта. В вестибюле воцарилась тишина. Киллиан вытер щеку, мокрую от слюны старушки и ее собаки. Он резко, зло бросил метлу на пол. Рука сильно болела. Но отчаяние продлилось недолго. В кармане два раза коротко провибрировал телефон: пришло сообщение. «Большое спасибо, Киллиан, я очень рада этим новостям. Очень хочется вернуться домой. Ты просто солнышко. Клара».
Он толкнул ее на матрас, еще даже не застеленный простынями, внезапно, грубо, лицом вниз, так что она даже не успела повернуться, и, полностью обнаженный, навалился на нее всем телом, лишая последней возможности спастись.
Просунув руку между матрасом и грудью девушки, Киллиан вцепился в блузку и резким движением сорвал ее. По всей спальне разлетелись пуговицы. Он швырнул блузку на пол и схватился за бюстгальтер, резко дернув бретельку назад, так, что она врезалась в кожу. Девушка застонала от боли, но негромко — ее лицо было прижато к кровати.
Несколько мгновений консьерж смотрел на ее спину. Никаких следов раздражения, вызванного крапивой и кислотой для прочистки труб. Он снова навалился на нее, прижав свой торс к ее нежной и чистой коже.
Он не стал срывать с девушки черную юбку, а просто задрал ее. Левой рукой резко стянул с нее колготки и трусики. Правой, которая все еще болела и была забинтована, он давил на ее затылок, прижимая к кровати.