Георг Бремер. Это было вчера?
Г.К. Это было вчера. Вы подтвердили, что состояли в организации.
Г.Б. Я нигде не состоял. Никогда и нигде не состоял.
Г.К. Вчера вы сказали именно так.
Г.Б. Значит, неправильно выбрал слово. Я не имел в виду, что состоял.
Г.К. Вы часто ездите в город на машине?
Г.Б. Что?
Г.К. Вы часто ездите в город на машине?
Г.Б. Это еще что за вопрос?
Г.К. Объяснить?
Г.Б. Да.
Г.К. Часто ли вы ездите в город на машине без особой цели? Просто так?
Г.Б. Все равно не понимаю.
Г.К. Многие водят машину, чтобы расслабиться. Я и сам иногда так делаю.
Г.Б. Может, и случалось такое.
Г.К. У вас есть какие-то излюбленные места, куда вы охотнее всего едете?
Г.Б. Нет.
Г.К. А все же… назовите. Скажите, куда вам хочется поехать в таких случаях.
Г.Б. Ну… не знаю даже, что сказать. Пару раз ездил к морю. Просто посмотреть. Когда живешь в лесу, тянет к морю. И наоборот.
Бремер взглянул направо, словно в глухой стене было окно, через которое он мог видеть море. Лицо его словно омертвело и лишилось контуров. Это не причуды зрения, решил Винтер. Так оно и есть.
Г.К. Помните, мы сказали, что люди вас видели, когда вы везли в своей машине пассажиров?
Г.Б. Помню.
Г.К. Так вы подтверждаете, что у вас были пассажиры в машине?
Г.Б. Нет.
Г.К. Как — нет?
Г.Б. Погодите-ка… вы не так спросили… Вы спросили, помню ли я, что вы мне сказали, что кто-то меня видел.
Г. К. Это подтвердили несколько человек.
Г.Б. Это кто это подтвердил? Обманываете…
Винтер знал, что в ближайшие минуты Коэн усилит нажим. Но вряд ли это сработает в том странном мире, где сейчас находится Бремер. Бремер не здесь. Он где-то еще.
Г.К. Почему бы вам не признаться, что так оно и есть?
Г.Б. Как?
Г.К. Почему бы вам не признаться, что вы подвозили Хелену Андерсен и ее дочь в своей машине?
Г.Б. Не подвозил.
Г.К. Это же не преступление — подвезти мать с ребенком.
Г.Б. Конечно. Какое же это преступление.
Г.К. Тогда скажите.
Г.Б. Что сказать?
Г.К. Скажите — да, подвозил. Подвозил мать с ребенком. Они были у вас дома.
Г.Б. Они не были у меня дома. В моем доме только я дома.
Винтер тщетно пытался истолковать выражение опущенного лица Бремера. Что-то такое в глазах… похожее выражение было у его сестры. Тусклый блеск без всякой глубины… но что-то еще… Страдание? Горе? Знание чего-то запредельного? Страх? Тусклый, сухой блеск, словно два маленьких, почти пересохших озера.
Грета Бремер сидела в гостиной, а помощница вышла в прихожую и откровенно ожидала начала разговора. Двери не было, и ему не хотелось просить любопытную даму уйти в кухню и закрыть за собой дверь.
Грета выглядела еще более болезненно, чем в тот раз. Может быть, потому, что уже стемнело и лицо ее освещал торшер с откровенно слабой лампой.
— Что вам нужно? Почему вы вламываетесь?
— Только пара вопросов о вашем брате.
— Он всегда выходит сухим из воды. Вы же знаете его историю.
— Какую историю?
— Вы же все нашли в архиве.
Она посмотрела как-то странно — то ли на него, то ли на свою помощницу, почти не заметную в полутьме прихожей.
— Нашли, — сказал Винтер. — Но есть кое-какие… — Он подождал, пока мимо дома пройдет трамвай. — Есть кое-какие вещи…
— Какие еще вещи?
— Вы, например, знаете, что Георг часто ездил в Данию?
— В Данию? Что ему делать в Дании?
— Я прошу вас вспомнить, когда он ездил в Данию…
— А мне и вспоминать нечего. Я такого не знаю.
— Не сейчас… двадцать пять — тридцать лет назад.
— Откуда мне знать, куда он тогда ездил? Дома грабил, вот что он тогда делал. И в этом роде.
— В каком смысле — «в этом роде»?
— Не знаю… вы, наверное, знаете.
— Я спрашиваю вас, фрекен Бремер.
— Дома он грабил.
— В Дании?
— Вам лучше знать.
— Почему это?
— Вы полиция, вам и знать.
Суд не нашел оснований для содержания Георга Бремера под стражей.
— Свободный человек в свободной блядской стране со свободным блядским судом, — прокомментировал это решение Хальдерс. — Им бы съездить в его логово, может, что-нибудь до них и дойдет.
Винтер никогда до этого не замечал, что у Хальдерса такие большие глаза.
— Судья принял решение сам, — сказал Рингмар.
А Винтер промолчал. Что-то его мучает, подумала Анета Джанали.
— Я видел, как он выходил из суда, — продолжал Хальдерс. — Даже ни на кого не посмотрел. Что будем делать дальше?
Винтер не ответил, и Хальдерс не стал повторять вопрос.
— Девочка, — после короткой мучительной паузы произнес Винтер. — Речь идет о девочке.
Хальдерс резко встал и вышел из комнаты.
Прошел еще день. Винтер позвонил в Испанию и почему-то подумал, что отец сам возьмет трубку. Но нет — ответила мать.
— Как там у вас?
— Лучше, Эрик. Намного лучше. Очень рада, что ты позвонил. Мы, как ты понимаешь, уже дома.
— Воспаление? Миокардит?
— По-моему, перенапряжение. Папа ведь уже немолод.
— Слава Богу, что стало лучше.
— У тебя усталый голос, Эрик.
— Это потому, что я устал. Ничего страшного.
— Я прочитала, у вас есть подозреваемый. Вчера, по-моему. В газете от… э… не помню. В последние дни было не до того.
— Ничего удивительного.
— Но вы его задержали?
— Вынуждены были отпустить. Но подозрения не сняты.
— Тогда зачем отпустили?
— Так бывает. Закон.
— Когда разберешься с этим делом, приезжай и отдохни немного. Папа будет очень рад.