— Что это?
— Я говорил с правлением коммуны насчет этого знака…
— Спасибо. — Винтер встал. Он знал парня в лицо, а фамилия вылетела из головы. Парень работал у них совсем недавно, месяц, не больше. Наверное, первое в его жизни следствие по убийству.
Тот протянул ему протокол.
— Расскажи лучше сам, — улыбнулся Винтер. — Садись.
Парень присел на стул. Явно старался держаться как можно непринужденнее. Лоб вспотел, физиономия красная. На нем был пиджак — полное сумасшествие в такую жару. Дорогие и на вид довольно плотные брюки. Введенный Винтером дресс-код приняли даже самые молодые. Интересно, что он думает про его обрезанные под шорты джинсы и футболку «London Calling».
— А в этом пиджаке можно думать?
— Простите?
— Сними пиджак и вытащи сорочку из штанов. Тебе же жарко.
Парень неуверенно улыбнулся, как улыбаются непонятой шутке, и закинул ногу на ногу.
— Я не шучу. Одно из преимуществ работы следователя — одевайся как хочешь. По погоде.
Парень решил держаться до конца.
— Это же зависит от характера следствия, правда?
— Иногда.
— Приходится сливаться с окружением.
— Вот и слейся.
Парень улыбнулся и снял пиджак.
— Ну и пекло.
— Так что говорят местные власти?
— Никто в последнее время никакие деревья не помечал. Землей владеет муниципалитет.
— Что ты под этим имеешь в виду?
— Под чем?
— В последнее время… Когда они там были в последний раз? — Винтер перегнулся через стол и взял принесенные парнем бумаги. — Напомни мне свое имя.
— Э… Борьессон. Эрик Борьессон.
— Конечно… прости, что забыл. — Винтер пробежал глазами протокол и нашел ответ на свой вопрос. — Они там были месяц назад. Уже месяц никаких работ в лесу у озера Дель не ведется.
— Никаких работ, — подтвердил Борьессон.
— А ты подумал… что бы это могло быть?
Парня, очевидно, удивил вопрос. Он судорожно вздохнул.
«Он заметил, что я заметил, что он заметил, что я хочу услышать его мнение» — вот так замысловато, но привычно сформулировал Винтер свое ощущение.
— Кто бы мог это сделать? — спросил Борьессон.
— Кто?
— Рыболовы? Рыболовные клубы?
— Проверил?
— Нет… еще нет.
— А кто еще?
— Вы имеете в виду… естественные причины?
— Ну да… не связанные с убийством.
— Подростки?
— Что-нибудь указывает, что это могли быть подростки?
— Я… по правде говоря, не знаю.
— Стоит проверить.
— Может, любовная пара?
Винтер подумал и издал неопределенное мычание.
— Они часто выцарапывают свои имена… на скамейках, на камнях… на деревьях.
— Что ж… этот район популярен… там можно уединиться.
— Вот именно! — обрадовался Борьессон. — Могли быть любовники.
— А что это значит? — подвинул ему Винтер фотографию знака.
Парень просто лопается от гордости… и правильно: он по-настоящему, всерьез участвует в следствии. Сидит вместе с шефом и размышляет. Надо это делать почаще. Я же еще и педагог.
— Что означает эта надпись… или рисунок?
— А криминалисты разве этим не занимаются?
— Я хочу знать твое мнение.
Кабинет наполнился тяжелым, выматывающим душу грохотом — прямо над ними пролетел вертолет. Заметно вечерело. Улицы заполнялись народом — праздник продолжатся. Он вспомнил Анету Джанали и почувствовал во рту отвратительный кислый вкус. Смесь перегара и насилия. Если бы он сейчас встал и подошел к окну, то увидел бы толпы, движущиеся к центру. Наверняка многих уже ноги не держат.
Он закрыл глаза. Конная полиция должна с этим справляться. Резиновые дубинки и прочее. Оттеснить толпу в ловушки у Лилла Боммен и Кунгсторгет. Там они и будут орать, пока не свалятся от перепоя. Тогда полицейские подгонят мини-автобусы, загрузят бесчувственные тела штабелями и отвезут в заплеванный зал четырьмя этажами ниже его кабинета. Винтер и сам работал в полиции порядка, сидел на лошади и видел под собой это быдло. Целое море страха и некоординированных движений. Самое опасное — пронести этот юношеский цинизм и дальше. Нельзя смотреть на людей как на быдло. Страх и отчаяние одинаковы для всех.
Он открыл глаза, встал и подошел к окну. Борьессон смотрел на него с удивлением. Разглядеть Винтеру мало что удалось — слепило заходящее солнце. Через час-другой оно исчезнет с обещанием скоро вернуться.
Он прищурился… Какие-то лозунги, прочитать против света невозможно. Ясно одно — несут их куда-то, где неизбежно произойдет очередное столкновение между политическими противниками, каждый из которых убежден, что он-то точно знает, как сделать мир лучше.
Непременно будут драки.
Праздник продолжался. Противоречия тоже.
— …думаю, имеет прямое отношение, — услышал он конец фразы, удивленно поднял брови и повернулся к Борьессону. В глазах роились черные мушки от долгого глядения на солнце.
— Не знаю, что означает этот рисунок, — сказал Борьессон, — но вряд ли это совпадение. Он явно связан с убийством. Слишком уж много общего.
— Хорошо. — Винтеру не сразу удалось сфокусировать взгляд на собеседнике. — Я пытаюсь выяснить, не устраивали ли там сатанисты свои сборища.
— Сатанисты?
— Они любят лес. Свежий воздух, и все такое прочее…
— Может быть… может, и сатанисты. Или что-то в этом роде.
— Посмотри еще раз. — Винтер обошел стол и остановился у Борьессона за спиной. — Тебе ничего этот знак не напоминает?
Юный следователь взял снимок и некоторое время разглядывал его на вытянутой руке. Потом поднес к глазам и положил на стол.
— Это может быть «Н» или «X».
— Может.
— Вам тоже так кажется?
— Похоже на «X».
— Или на китайский иероглиф.
— Интересно…
— Все иероглифы что-то обозначают. Я хочу сказать… это не буквы. Иероглифы обозначают предметы. Или понятия.
— Ты что, знаешь китайский?
— Учил в гимназии… Пару лет. Я шел по гуманитарной линии в Шиллерска.
— Шел, шел и дошел до полиции?
— А что, это плохо?
— Наоборот! Чем больше гуманистов в полиции, тем лучше.
Борьессон засмеялся, но быстро оборвал себя и снова посмотрел на снимок.