— Полиция! — крикнул Йона.
Но они не услышали.
Комиссар выстрелил в воздух, и бородач повернул к нему голову. Юсеф со скальпелем в руке стал приближаться. Счет шел на секунды. Добраться до мальчика и бородача было невозможно. Йона оперся на надгробие, метрах в трехстах от них — в шесть раз больше, чем нужно для прицельной стрельбы. Мушка покачивалась у Йоны перед глазами. Было плохо видно, комиссар щурился и напрягал зрение. Серо-белая фигура сужалась и темнела. Ветка дерева то и дело попадала на линию огня. Бородатый человек снова повернулся к Юсефу и шагнул назад. Йона, пытаясь не упускать его из вида, положил палец на курок. Отдача от выстрела пошла в локоть и плечо. Крупицы пороха обожгли окоченевшие руки. Пуля бесследно исчезла между деревьями. Прокатилось эхо выстрела. Йона снова прицелился и увидел, как Юсеф всаживает бородатому лезвие в живот. Полилась кровь. Йона выстрелил, пуля задела одежду Юсефа, он пошатнулся, выпустил скальпель, попятился и сел в машину. Йона бросился бежать, чтобы выскочить на дорогу, но Юсеф уже успел завести машину, проехал прямо по ногам человека с бородой, а потом нажал полный газ. Когда Йона понял, что не успеет, он остановился и прицелился в переднюю шину. Выстрелил и попал. Машину занесло, но она не остановилась, набрала скорость и скрылась на дороге, ведущей к шоссе. Комиссар убрал пистолет в кобуру, вытащил телефон и сообщил в центр связи, где находится, спросил, можно ли поговорить с Омаром, и повторил, что ему нужен вертолет.
Бородатый был еще жив, темная кровь из раны в животе струилась у него между пальцами, обе ноги, похоже, раздавлены.
— Он же просто школьник, — потрясенно повторял он. — Просто школьник.
— «Скорая» уже едет, — сказал Йона и наконец услышал над могилами треск вертолетных лопастей.
Было уже поздно, когда Йона у себя в кабинете снял телефонную трубку, набрал номер Дисы и послушал гудки.
— Оставь меня в покое, — протянула она.
— Ложись и спи, — попросил Йона.
— Естественно.
Они помолчали.
— Вкусный был ужин?
— Да. Вкусный.
— Понимаешь, мне пришлось…
Он замолчал, услышал, как Диса зевает и садится на кровати.
— С тобой все нормально? — спросила она.
Йона посмотрел на руки. Он постарался отмыть их, но ему все равно казалось, что от пальцев исходит слабый запах крови. Комиссару пришлось стоять на коленях возле бородача, чью машину угнал Эк, и зажимать ему рану на животе. Раненый все время был в сознании, взволнованно, почти истово говорил о своем сыне, который только что стал студентом и в первый раз совершенно самостоятельно поехал в Северную Турцию повидаться с бабушкой и дедушкой. Бородатый смотрел на Йону, прижимал его руки к своему животу и с изумлением констатировал, что ему совсем не больно.
— Поразительно, правда? — спросил он и посмотрел на комиссара по-детски сияющими ясными глазами.
Йона старался говорить спокойно. Он объяснил человеку с бородой, что эндорфины действуют как болеутоляющее. Тело пережило такой шок, что решило избавить нервную систему от дополнительной нагрузки.
Мужчина замолчал, а потом спокойно спросил:
— Так и умирают?
Он почти попытался улыбнуться Йоне:
— Это совсем не больно?
Йона открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент подъехала «скорая», и он почувствовал, как кто-то осторожно убирает его руки. Его отвели на несколько метров, пока санитары укладывали мужчину на носилки.
— Йона? — снова спросила Диса. — Как ты?
— Со мной все в порядке.
Йона услышал, как она заворочалась. Кажется, пьет воду.
— Дать тебе еще один шанс? — спросила она.
— Пожалуйста.
— Хотя тебе на меня наплевать, — глухо произнесла она.
— Ты же знаешь, что это не так. — Комиссар вдруг услышал, как устало звучит его голос.
— Прости, — сказала Диса. — Я так рада, что с тобой ничего не случилось.
Они попрощались.
Йона немного посидел, слушая редкие звуки в тишине полицейского управления, потом поднялся, вынул пистолет из кобуры, висевшей возле двери, разобрал его и принялся медленно чистить и смазывать каждую деталь. Снова собрал, подошел к оружейному шкафчику, запер пистолет. Теперь руки резко пахли оружейным маслом. Йона сел за стол, чтобы написать рапорт Петтеру Неслунду, своему непосредственному начальству, о том, почему он счел необходимым и обоснованным выстрелить из служебного оружия.
Вечер пятницы, одиннадцатое декабря
Эрик смотрел, как печется пицца. Попросил положить побольше салями на ту, что для Симоне. Зазвонил телефон, он посмотрел на дисплей. Не узнав номера, сунул телефон в карман. Наверняка опять какой-нибудь журналист. Сейчас он не в состоянии отвечать на вопросы. Направляясь домой с двумя большими горячими коробками, Эрик думал о том, что надо поговорить с Симоне, объяснить, что он разозлился на несправедливые обвинения, что он не делал того, о чем она думает, что он ни разу не изменял ей, что он любит ее. Эрик остановился было возле цветочного магазинчика, подумал и все-таки вошел. По магазину разливался насыщенно-сладкий запах. Окна, выходящие на улицу, запотели. Эрик решил купить букет роз, когда телефон снова зазвонил. Симоне.
— Алло?
— Ты где? — спросила она.
— Уже иду домой.
— Мы голодные как собаки.
— Отлично.
Эрик торопливо дошел до дома, вошел в подъезд и стал ждать лифта. Через желтые начищенные окошки входной двери внешний мир казался сказочным, заколдованным. Эрик быстро поставил коробки на пол, открыл люк мусоропровода и отправил туда розы.
В лифте он пожалел об этом, подумал, что Симоне, может быть, все же обрадовалась бы. Может быть, ей и в голову бы не пришло, что он пытается откупиться, избежать конфликта.
Эрик позвонил в дверь. Беньямин открыл и забрал у него коробки с пиццей. Эрик разделся, пошел в ванную и вымыл руки. Взял упаковку маленьких лимонно-желтых таблеток, быстро выбрал три штуки, проглотил их без воды и вернулся на кухню.
— Мы уже за столом, — сказала Симоне.
Эрик посмотрел на стакан воды возле тарелки, буркнул что-то насчет общества трезвости и достал два винных бокала.
— Прекрасно, — одобрила Симоне, когда он откупоривал бутылку.
— Симоне, — начал Эрик, — я знаю, что разочаровал тебя, но…
У него зазвонил мобильный телефон. Эрик и Симоне переглянулась.
— Кто-нибудь хочет ответить? — спросила Симоне.
— Сегодня я больше не разговариваю с журналистами, — объяснил Эрик.
Симоне нарезала пиццу, откусила и сказала: