– Иной раз знаешь как бывает. Поранит человек палец и вроде как и не больно совсем, а потом – брык! – столбняк. Уносите, Аида Плаховна! – многозначительно сказала Мамзелькина.
Страж улыбнулся той натянутой односторонней улыбкой, с какой пациент после заморозки благодарит стоматолога. Меф сообразил, что коса Аиды Плаховны страшна не только смертным.
– Недавно случай был. Застряла в принтере бумага. Секретарша стала пальцем ковырять, а пальчик возьми да застрянь. Смешно, да? А она сдуру возьми да и дерни… И что же ты думаешь? Через три дня уже на кладбище! – сладко продолжала Аида Плаховна.
– Подумать только. Одна беззащитная старушка! – прохрипел Хаким, который был не так глуп, чтобы не разобраться в демагогических маневрах Плаховны.
– Ничего себе беззащитная! Да две такие беззащитные старушки – и атомное оружие отдыхает, – отвечал ему Арей.
– Имейте в виду: я напишу рапорт! Вас уволят, Аида Плаховна! – беспомощно пригрозил Хаким.
– Да я и сама уйду. Ты только сперва на мою скотскую должность найди кого, – сказала Аида прехладнокровно.
Неизвестно, какое решение принял бы Хаким и не предпочел бы он отправиться в Тартар за подкреплением, не реши все случай. Эссиорх со свойственным ему восхитительным разгильдяйством повернулся к одному из стражей мрака спиной, а тот, следуя благородным движениям воспитанной в Канцелярии Лигула души, попытался вогнать ему в спину клинок. Дафна почуяла опасность раньше Эссиорха и, так как флейта неотрывно была у ее губ, атаковала стража маголодией. Эссиорх же, развернувшись, добавил газовым ключом. Остальные стражи не стали разбираться, кто первым плюнул кому в компот, и секунду спустя перед резиденцией мрака уже кипел бой.
Одна Мамзелькина сохраняла нейтралитет. Она уселась на пороге резиденции и, подперев черепушку руками, наблюдала. По ее тонким губам бродила ухмылочка. Сухая рука поглаживала чехол. Должно быть, Аида Плаховна искренне не понимала, зачем наносить столько бестолковых ударов, когда достаточно одного чика?
Меф, охраняя Даф, нанес удачный встречный укол, и один из стражей едва не уплыл в астрал. Спасли его лишь доспехи, настолько хорошие, что их не пробил даже меч Древнира, весьма раздосадованный этим обстоятельством. Тогда доспехами занялась Даф и стала вскрывать их маголодиями, как консервную банку. «Ах так! Ты еще ножичек хочешь кинуть?» – возмутилась Даф. После двойной штопорной маголодии страж больше не вставал.
Бой завершился меньше чем за минуту. Первым телепортировал отважный карьерист Хаким, решивший, что его прямая обязанность поспешить с докладом к Лигулу. Следом за Хакимом слиняли и остальные, во всяком случае, те, кто был способен это сделать.
Арей снес все трофейное оружие в кучу и удовлетворенно обозрел пирамиду.
– Если забыть о том, что количество не всегда переходит в качество – недурственно. Победу можно назвать убедительной. Правда, я бы не слишком радовался.
– Почему?
– Это была не Черная Дюжина, а всего лишь рядовые недотепы из Канцелярии. Многие из них проливали кровь только в виде спецчернил. Не знаю, почему Лигул не послал Черную Дюжину. Но даже и при том у нас двое раненых.
Арей озабоченно посмотрел на Багрова и Улиту. Рядом с Матвеем сидела Ирка и держала ладонь на его ране, зная, что ее ладонь несет исцеление. Мамзелькина подошла и с любопытством заглянула в лицо Багрову.
– Кто у нас туточки?.. Неужто хамоватый некромаг! Долетался? Подсобить, что ли, чтоб не мучился? – предложила она.
Ирка испугалась.
– Не надо!
– Да ладно, шучу я. Не мой клиент. Пускай пока подышит! – усмехнулась Мамзелькина.
– А что с Улитой? Серьезно ранена? – спросил Арей.
– Я не ранена. Я убита. В моральном смысле, во всяком случае, – отвечала Улита.
Ведьма открыла глаза и сделала попытку улыбнуться. Первым, кого она увидела, был Эссиорх, стоявший на коленях и бережно обтиравший с ее лица снег. Голова побаливала. Улите чудилось, что она лежит на карусели. Вокруг нее кружился мир, а с ним вместе и лицо Эссиорха. Не знаю уж отчего, но Улите это было безумно приятно. Хотелось жалеть себя, но вместе с тем не без ощущения триумфального внутреннего полета.
Улита снова закрыла глаза. Ей хотелось продлить мгновение до бесконечности, остановить его в духе дедушки Фауста, законсервировать в железной банке, как тушенку. Память, которая у ведьмы имела несколько гастрономический оттенок, сразу нарисовала ей эту тушенку, окольцованную по краям банки желтовато-белым жирком.
Улита протрезвела, и ей вдруг захотелось все испортить. Собственно, именно этим она и занималась два десятилетия своей жизни: каждый последующий день ломала то, что построила накануне.
– Вали отсюда, хомяк! – слабым голосом сказала она Эссиорху.
Эссиорх улыбнулся. Когда дело не касалось занудных рассуждений, какую резину нужно ставить на какое колесо, он бывал неглуп.
– Рад, что ты очнулась, – сказал он.
– Это я прекрасно себя чувствую? Я? Да я почти при смерти! – возмутилась Улита.
Она предпочла бы еще помучиться, чтобы Эссиорх ее утешал и уговаривал. Ужасно приятно было ощущать себя романтично умирающей на снегу, в объятиях возлюбленного, в окружении друзей. Разумеется, если пленку после можно отмотать назад и отснять другой финал.
– Чванный надутый индюк! Невоздержанный тип!.. Зануда! Подшипник от мотоцикла! – сказала она слабеющим голосом.
Эссиорх наклонился и, мало смущаясь присутствием посторонних, поцеловал ее в губы. Прежде чем сдаться, Улита пробубнила несколько невнятных фраз, из которых самой различимой была: «Маньяк! Напал на бедную скромную девушку!»
Эссиорх наконец оторвался от ее губ. Бедной скромной девушке это, вопреки ее собственным утверждениям, совсем не понравилось.
– Не отвлекайся! Можешь продолжать свои извинения… Так и быть! Я тебя прощаю в первый и последний раз! – сказала она томно.
– В первый? По-моему, уже в десятый! И хоть бы раз я понял, за что на меня обиделись, – уточнил Эссиорх, тяготеющий к истине в ущерб интересам момента.
На лбу у Улиты залегла морщинка.
– Не помнишь? Кто рассуждал, что Россию спасет только бэби-бум? Не будет его – не будет нас? Было такое дело? – спросила она.