Да, именно так, большими буквами. Коты все всегда делают с большой буквы, вне зависимости от того, персидские ли они, сибирские или совсем редкие, так называемые podzabornye.
Когда Меф вошел, кот не соблаговолил проснуться. После нескольких бессонных дней и ночей Депресняк вымотался и теперь, объевшись, выбрал для сна привычное место. При приближении Мефа он даже не приоткрыл настороженно правого глаза, как делают все дремлющие кошки, так что, похоже, дрыхнуть он собирался долго и непробудно. Чуть в стороне от кота, наполовину под батареей, наполовину на ковре, лежал рыбий скелет.
Мгновенно догадавшись, что это, Меф присел с ним рядом на корточки. Скелет лежал как-то совсем обычно и даже не излучал переливающегося сияния. Видимо, вобла тоже дремала, насколько это было возможно в ее случае.
Снег тем не менее продолжал валить и валил так густо, что Мефодий почти ощущал настойчивое, но вкрадчивое давление снежинок на стекло. Со скелетом определенно нужно было что-то делать, причем делать срочно. Но что? Отдать его свету или вернуть мраку? Меф наклонился и поднял скелет воблы. Рот рыбы нехорошо кривился. Плоские мертвые глаза загорались и сразу гасли. В них мерцала дремотная ирония.
Меф ощутил внезапное головокружение, но, готовый к чему-то подобному, сумел сохранить сознание в прежних границах. Лишь невзрачные обои окрасились в лиловый цвет, а рядом с телевизором материализовался граммофон, которого в действительности не существовало. Правда, это никак не мешало граммофону бойко играть «Дунайские волны». Из граммофонной трубы звуки вылетали полосатыми мухами. Садясь на потолок, мухи складывались в загадочно-бессмысленные слова, которые невозможно было читать, поскольку они, то и дело перелетая, менялись местами.
Меф зажмурился и принялся старательно вычищать сознание от всего чужеродного, привнесенного мистической рыбой. Он представлял, будто делает генеральную уборку, выгребая из комнаты рваную бумагу и апельсиновые корки. Когда пятью минутами позже он открыл глаза, граммофон исчез и обои перестали быть лиловыми, хотя, говоря объективно, все равно имели какой-то пакостный оттенок. Ну да дареному коню, как известно, в ценник не смотрят!
Меф понял, что справился и получил над артефактом власть. Все-таки артефакт был не из самых сильных, хотя и отличался известной назойливостью. Именно поэтому в лопухоидном мире ему не место. Эдем или Тартар – другое дело.
– Решай, подруга: свет или мрак? Ну? – спросил Меф у воблы, точно она могла выбрать сама.
Вобла продолжала дремать. Свою магию она творила во сне. Ей, видимо, было все равно, чьи воды не баламутить. Уяснив это, Меф взял со стула пакет, вытряхнул из него книжку, которую обычно читала в метро Зозо, и положил скелет воблы. С пакета лицемерно скалился смуглый полуголый красавец, который вполне мог быть воплотившимся суккубом. Шаловливый маркер Зозо уже подрисовал красавцу спортивные шорты и нечто вроде страстных молдавских кудрей. Мама Мефа любила развлечься по дороге на занудную работу.
– Тогда я знаю, кто решит твою судьбу. Это будет подарок малость поудачнее дохлых роз и протухших щенков, – сказал Мефодий вобле и, покачивая пакетом, выдвинулся в коридор.
– Уже уходишь? – крикнул Эдя, сидевший в кухне на табурете.
К подбитому сегодня в «Блинах» глазу он прикладывал холодную пивную банку, к которой ранее успел приложиться в другом смысле. Еще три пустые пивные банки на полу намекали, что Эдя подходил к лечению серьезно и комплексно.
– Да. Считай, что уже ушел.
Хаврон кивнул. Его мало волновало, что племяннику нет еще пятнадцати, а метро не ходит. Доберется как-нибудь.
– А этого кошака лысого с собой возьмешь или можно сдать его на опыты по выращиванию волос? – поинтересовался он.
Буслаев пообещал, что за «лысым» он вернется завтра.
– Или даже сегодня, – уточнил он.
– Звучит многообещающе. Ну так и быть, мы постараемся дожить до твоего возвращения. Если он не проснется, то скорее всего доживем, – отважно сказал Эдя и вновь поочередно приложил банку сперва ко рту, а затем к глазу.
Мефодий стал поворачивать замок.
– Это что за фокусы? А с матерью поговорить? – возмутился Эдя, которого после пива пробило на сентиментальность.
Спохватившись, Меф подошел к дверям ванной и постучал.
– Эдя, отвали! Не видишь, я голову мою? – возмутились сквозь плеск воды.
– Мам, это не Эдя! Это я, Меф!
– Я ничего не слышу! У меня вода течет! Выйду через пять минут, ну в крайнем случае через десять! – воинственно отвечала Зозо.
Меф перевел десять минут на женское время и понял, что раньше чем через час в объятия матери ему упасть никак не удастся. Эдя тоже это сообразил и развел руками: раз так, мол, то топай.
– Когда она вылезет, я расскажу ей что-нибудь душераздирающее. Типа ты пришел посоветоваться, как завязать с наркотиками, но боялся надолго задержаться, потому что тебя разыскивают за хранение ядовитых и взрывчатых веществ. К тому же внизу в такси тебя ждала тридцативосьмилетняя негритянка из Конго, которую ты должен отвезти в роддом, чтобы поздравить любимую маму с первым внуком! А она, эта беспечная клуша, все это время нагло мыла голову моим шампунем! – пообещал Хаврон и вновь радостно заржал.
– Эдя, у тебя жар! – сказал Меф.
– У меня жар? У меня дома эта селедка обглоданная! Вот что у меня! А ну уноси ее давай! – крикнул Хаврон и прицелился в племянника пальцем, точно намереваясь сказать «пуф!».
И вот уже старенький лифт, который ночью шумит и жалуется на жизнь почему-то куда громче, чем днем, повез Мефа вниз. Он вышел из подъезда и остановился. Дорогу Мефодию заступили четыре фигуры. В ночи они казались обведенными золотистым контуром. От крыльев, висящих у них на шее, разливалось мягкое сияние. Меф понял, что они уже знают. Пора!
* * *
Сжимая пакет, Меф шагнул вперед, инстинктивно сокращая дистанцию. В его руке сам собой возник меч, хотя он сознавал, что у него почти нет шансов. Один против двух боевых двоек! Да они расстреляют его маголодиями прежде, чем он успеет нанести удар.
Разговор был кратким. Протяженной и пустой может быть только болтовня. Это она тяготеет к бесконечности в ущерб смыслу.
– Отдай! – приказал Мефу похожий на гнома Фукидид.
– Нет! – ответил Меф.
– Точно не отдашь? – сухо уточнил Фукидид, оглядываясь на своих.
– Нет! – повторил Меф.