Перрек и Кальдрон смотрят на Мистраля с нескрываемым изумлением. На сей раз первым нарушает молчание Перрек:
— Этого мы не знали, когда вели свои расследования, по крайней мере в конце восьмидесятых, — замечает он.
Мистраль понимающе кивает.
— Это потому, что во Франции было меньше серийных убийств, чем в Соединенных Штатах. А теперь, когда этот феномен проявляется и в нашей стране, следует рассматривать происходящее с менее привычной точки зрения.
— Ваше замечание вновь растревожило мне душу. Хотя, впрочем, дополнительного стимула мне и не требовалось: я и без того более чем достаточно думаю об этом мерзавце, — и, разумеется, хотел бы быть вам полезным.
Последнюю фразу Перрек произнес тихо, но тем сильнее в его голосе прозвучало волнение.
Мистраль достает из сумки коричневый конверт большого формата.
— Здесь фотографии со всех мест преступления. Изучите их — может, что-нибудь обратит на себя ваше внимание. Ведь известно же: чем больше усердствуешь, пытаясь что-то разглядеть и отыскать, тем меньше замечаешь очевидного, того, что само бросается в глаза. Вынужден признать, что я, со своей стороны, не увидел ничего примечательного.
Перрек берет конверт и взглядом благодарит Мистраля.
Ресторан постепенно пустеет. В конце концов посетители остаются еще только за одним столиком, неподалеку от полицейских: его занимает пара постоянных клиентов, время от времени вступающих в разговор с хозяином. У супругов явно отличное настроение, и оно проявляется даже в том, как они работают вилками. За столом полицейских вновь воцаряется молчание. Мистраль, поглощенный своими мыслями, машинально разглядывает пару. Женщина сидит спиной к ним, мужчина — боком. Оба в теплых свитерах, рукава засучены, словно они готовятся к сражению со второй или третьей порцией жареных мидий. Официант еле успевает подносить новые кружки пива и корзиночки с хлебом, хотя женщина и так уже еле помещается на стуле. Под стать ей и мужчина с тройным подбородком, сидящий от стола на некотором отдалении, чтобы живот помещался. Зубов у него уже нет, а челюсть вся заплыла жиром. Мистраль смотрит, как тот быстро жует. «Прям как большой хомяк», — думает он.
Перрек курит сигариллы — задумчиво, по-видимому, витая мыслями в прошлом. За окном, на пляже, по-прежнему буйствует ветер, вовлекая песок в неистовую сарабанду.
— Вы изучали централизованную картотеку заключенных? Я не встретил даже намека на это досье.
— Примерно через четыре месяца после заключительного дела мы запросили картотеки всех тюрем, чтобы проверить, кто из подопечных поступил в последнее время за нападения на несовершеннолетних, — и это ничего нам не дало. Ну то есть никого похожего на нашего человека мы не выявили. Во Франции ежедневно совершаются нападения на несовершеннолетних, но ни один случай не подходил под известную нам схему. Мы проверили всех извращенцев, побывавших в тюрьме за насильственные действия в отношении детей. Безрезультатно.
Мистраль, внимательно слушавший Перрека, считает нужным заметить:
— Фокусник — манипулятор. Конечно, в основном он манипулирует картами, костями, монетками, но и людьми тоже. Я размышляю о втором покушении за 1989 год. Мальчик сказал нам примерно следующее, я цитирую по памяти то, что значится в материалах вашего дела: «Со мной поравнялся мужчина. Он шел как я: одной ногой по тротуару, другой по водосточному желобу, улыбаясь и проделывая какие-то невероятные фокусы с костями». Это значит, что искомый тип сначала изучает свою жертву, принимает обличье персонажа, способного понравиться выбранному им ребенку, а потом нападает.
Перрек делает глоток остывшего кофе и закуривает еще одну сигариллу.
— Это верно. Несомненный интерес представляют высказывания Фокусника при установлении контакта. В речах такого рода людей надо на все обращать внимание. Жертвам трех покушений — тех, что он совершил в 1989 году, и того, что случилось месяц назад, он назвался Жераром. Это либо его собственное имя, в чем я сильно сомневаюсь, либо оно имеет для него особый смысл. Он упоминал только свою мать: «Моя мама тоже не разрешала мне гулять с незнакомыми людьми». И ни слова про отца.
— Ясно! А с семьями вы беседовали?
Мистраль знает, что этот момент болезненный. А еще он уверен в том, что Перреку нужно выговориться, попытаться излить все наболевшее. Перрек мрачнеет.
— Перед семьями я чувствовал себя беспомощным. Мы сделали все, чтобы им как-то помочь, я на протяжении многих лет поддерживал с ними связь. Мы вчетвером или впятером регулярно созванивались с ними. Я считал, что мы перед ними в долгу. Пока этот тип разгуливает на свободе, родители не будут спать спокойно. Трудно вообразить, сколь ужасна будет для них новость о возвращении Фокусника. Семьям вновь предстоит пережить все случившееся с их детьми. И только мы можем хоть немного ослабить их боль. Не устранить ее, конечно, а только ослабить. Поймав и засадив этого типа, мы откроем для родителей путь к длительному возвращению из ада в мир живых. Это наша работа! Нам не удалось поймать Фокусника, и мы так и не оправились после этого.
Мистраль слушает, понимая, что в последней фразе «мы» на самом деле означает «я». Он записывает на листочке бумаги номер своего телефона и протягивает Перреку.
— Звоните мне в любое время, если вам что-нибудь придет в голову или просто захочется поговорить.
Людовик Мистраль достает из кошелька банковскую карточку и издалека показывает официанту. Тот подходит к ним улыбаясь, с аппаратом для оплаты.
Троица покидает ресторан под порывами ветра, ничуть не ослабевшего. Кальдрон подвозит Перрека в Туке, а потом выезжает на автостраду. И он, и Мистраль сохраняют молчание. Мистраль звонит в оперативный отдел, с тем чтобы узнать о развитии событий за день. Ничего. Потом набирает номер Клары. Все в порядке. Он открывает блокнот и что-то записывает. По прибытии в семь вечера в Париж он, не скрывая разочарования, выдавливает лишь одну фразу:
— Не сработало.
Километрах в пятнадцати от Парижа начало моросить. И вот к их возвращению в столице вовсю идет настоящий ливень.
Поднимаясь по лестнице, они встречаются с полицейскими, отработавшими свою смену.
Мистраль сразу же отправляется к Франсуазе Геран, чтобы обсудить с ней, помимо прочего, свою встречу с Перреком. На его вопрос о политике, проводившейся в отношении прессы двенадцать лет назад, Геран отвечает, что все, кто в то время занимался этой стороной дела, уже на пенсии, но, насколько ей известно, «вели они все себя как полные придурки» — именно так она и выразилась. Они до последнего момента не хотели ничего предавать огласке, и в результате информация попадала в СМИ в наихудшем виде, ну а потом последовали скандалы. В результате всем досталось.
Войдя в свой кабинет, Мистраль смотрит на стопку почты, поступившей за день, а также на список звонивших.
— Все это может подождать до завтра.
Некоторое время он уделяет чтению заключения патологоанатома о вскрытии клошара, убитого Фокусником. Согласно выводам судмедэксперта клошар был убит одним ударом, нанесенным снизу вверх, лезвие пропороло грудную клетку, а затем проникло в сердце. Он умер за четыре минуты. Судмедэксперт уточняет, что орудие убийства не нож, а какое-то очень хорошо заточенное стальное лезвие примерно тридцати сантиметров длины. Можно предположить, что это был карандаш, однако нельзя исключать и другие варианты: шило или заточка, сделанная из отвертки, равно как и любой другой предмет, подходящий под данное описание. В остальной корреспонденции не содержится ничего срочного. С заключением о вскрытии он отправляется в секретариат и просит передать этот документ группе Кальдрона. Около восьми вечера он покидает службу. Выйдя из здания, он попадает под проливной дождь. Бегом пересекает двор, направляясь к машине. Слушать музыку совсем не хочется.