Никто ничего не видел и не слышал.
— Мне показалось, я услышал какой-то звук, похожий на выстрел, но, возможно, это было что-то другое.
Почти всем соседям было неловко от его расспросов; ван Герден понимал, что нарушил их привычный субботний распорядок. Они были вежливы, но не слишком дружелюбны. Проявляли сдержанное любопытство.
— Вы что-нибудь нашли? Вы кого-нибудь арестовали? Вы знаете, почему его застрелили?
Вот что волновало людей больше всего. Зверски убили их соседа, обитателя тихого квартала. Преступление произошло совсем рядом с их личной зоной безопасности; в бастионе «приличного» белого квартала появилась брешь. После того как ван Герден отрицательно отвечал на вопросы, люди озабоченно морщили лоб и замолкали. Видимо, всем им хотелось, чтобы выяснилось: Смит тем или иным образом заслужил такую смерть, потому что с обычным, добропорядочным гражданином такое просто не может случиться.
Ван Герден не успел оглянуться, как уже опросил всех. Пора было ехать в Филиппи повидать Вилли Тила. Тила, который звонил ему и звал: «Приходи ко мне работать!» Тила, который утешал его, когда его жизнь лопнула, как перезрелый кровавый гранат. Ван Герден принимал утешение, потому что оно было ему нужно, но его податливость была ложью, большим обманом, потому что он всегда был подонком, с той самой первой кражи в книжном магазине. Потом он грешил глазами и мыслями, подглядывая через щель в заборе, а потом он обманывал Нагела. Он, ван Герден, всегда был с гнильцой, только гнильца пряталась под поверхностью, как лава в жерле вулкана, готовая в любую минуту прорвать мягкую корку его мира.
Он резко затормозил.
Времени слишком мало!
До суда пять дней. Не успеть!
Ну, поговорит он с Тилом, ну и что? Он не боится, от разговора он не станет ни лучше, ни хуже, дело не в том, что он боится призраков, которых воскресит Тил. Просто нет никакой разницы. Потому что просто-напросто не хватает времени. И времени не хватает, и сведений.
И вероятности, что все изменится, тоже нет. Допустим, Тил скажет, как и где в восьмидесятых годах можно было поменять доллары. А может, и не скажет. Ну и что? Кто через пятнадцать лет помнит Йоханнеса Якобуса Икса? Можно навестить Харлеса Ньиваудта в Поллсмурской тюрьме или Виктора Ферстера, в какой бы тюрьме он сейчас ни сидел, и спросить, подделывал ли он определенное удостоверение личности и сколько ему за это заплатили…
Ничего не получится. За пять дней не успеть.
Из-за наркотиков у Ньиваудта совсем поехала крыша; и потом, прошло целых пятнадцать лет. Скорее всего, он ни черта не помнит.
В том-то и трудность. Ван Гердену приходится иметь дело с событиями, которые случились не десять месяцев, а пятнадцать лет назад. Кто-то знал, что в сейфе у Смита хранится нечто, за что можно и убить. Ван Герден понятия не имеет, что именно прятал Смит. В этом тоже надо себе признаться. Он понятия не имеет, что лежало в том сейфе. Можно до посинения раздумывать над происхождением поганого клочка бумаги. Можно строить смелые версии, пока он не подохнет со скуки. Там могло лежать все, что угодно. Коллекционные монеты. Золото. Алмазы. Ранды, доллары или игрушечные деньги для игры в «Монополию». Все, что угодно. А может, там были фотографии голого Билла Клинтона или «Спайс герлз», будь они неладны. Карта острова сокровищ. Ван Герден никогда не узнает, что именно лежало в сейфе, потому что след давно остыл, и он не сумеет вдохнуть в него жизнь ни с помощью искусственного дыхания рот в рот, ни с помощью дефибриллятора.
Он понимал, что он прав. Его вывод был основан не на одних размышлениях. Им руководил инстинкт. Все, что он знал, подсказывало ему, что на расследование уйдет масса времени. Недели. Месяцы прочесывания частым гребнем, разговоров, вопросов. А потом, может быть, кто-нибудь даст ниточку, зацепку, ухватившись за которую можно будет тянуть дальше.
Ван Герден свернул на перекрестке с Крайфонтейн, повернул направо, под мост, а потом опять направо, к центру города. Где она живет — что она там говорила? В Милнертоне. Любопытно. По его представлениям, Хоуп Бенеке должна была обитать где-нибудь рядом со Столовой горой. У нее такая модная стрижка в стиле яппи и БМВ. Проклятая гора! Он ненавидит эту гору, ненавидит этот город, который соблазнил его попробовать вернуться: привет, дорогая, я дома, я опять детектив, ну разве не чудесно?
Когда зазвонил мобильник, Хоуп Бенеке подкладывала компост под олеандры. Услышав звонок, она сняла садовые перчатки, открыла раздвижную дверь, нажала кнопку «Прием вызова».
— Хоуп Бенеке.
— Я хочу вас видеть. — Голос мрачный, отрывистый.
— Конечно, — сказала она.
— Сейчас же. — Ван Герден уловил в ее голосе прежнее раздражающее участие: мол, я все понимаю и постараюсь проявить терпение.
— Хорошо.
— Не знаю, где вы живете.
— Вы где сейчас?
— В Милнертоне. У магазина «Пик энд Пэй».
Она объяснила, как ехать.
— Ладно, — бросил он и отключился.
— До свидания, Затопек, — сказала Хоуп в мертвую трубку. И улыбнулась про себя. Да, его не назовешь лучезарным человеком. Интересно, как он выглядит, когда смеется?
Хоуп пошла в ванную, наскоро причесалась, подкрасила губы бледно-розовой помадой. Переодеваться ради него она не собиралась. И тренировочный костюм сойдет. Она пошла на кухню, включила чайник, сняла с полки маленький белый поднос, поставила на него кружки, молочник, сахарницу. Надо бы что-нибудь купить в кулинарии. Например, открытый пирог. Сейчас почти время пить кофе.
Хоуп подошла к музыкальному центру. В классической музыке она разбирается не слишком хорошо. А он, наверное, знаток… У нее есть диск «Величайшие оперные арии». И еще один — «Лучшие классические произведения». И «Паваротти и друзья». Остальное — пестрая смесь. От Синатры до Лаурики Раунх, Селин Дион и Брайана Адамса. Она поставила диск с Дион. Беспроигрышный вариант. Прикрутила звук до минимума. Услышала, как свистит чайник. Постояла у раздвижных дверей, посмотрела на свой крошечный садик, на свой оазис размером с почтовую марку, который она создала собственными руками, даже посадила газонную траву, кусты и цветы. Сейчас она готовилась к весне.
На лицо упали капли дождя. Хоуп подняла голову. Небо затянуло тучами, капли дождя были мелкие и легкие. Вовремя она закончила работать в саду. Она закрыла дверь, села в кресло, посмотрела на часы. Ван Герден приедет с минуты на минуту. Глаза рассеянно пробежали по сосновому стеллажу, который она купила в магазине подержанных вещей и покрасила сама, когда была еще практиканткой.
Интересно, любит ли ван Герден читать? Ричард не любил. Ричард обожал новости. Газеты, телевизор, «Тайм», «Экономист», сводки по радио, шестичасовые выпуски по утрам — все, что угодно. Хоуп ему потакала. Их отношения были игрой в одни ворота. Она давала, он брал. Она дарила, он принимал подарки.
Наконец ван Герден позвонил. Хоуп встала, посмотрела в глазок, увидела его и отперла дверь. Он немного промок; на лице — смятение. Как обычно.