Гриссел осторожно толкнул дверь палаты и увидел Клиффи в кругу семьи. Лампочка над кроватью ярко светила желтым светом. Жена Мкетсу держит мужа за руку, дети по обе стороны, не сводят глаз с раненого отца. И Клиффи — лежит, слабо улыбается и что-то рассказывает им.
Гриссел остановился на пороге; ему расхотелось заходить. Он ощутил и другое: сознание собственной утраты, зависть. Но тут Клиффи заметил его, расплылся в улыбке и пригласил:
— Входи, Бенни!
У порога его квартиры стояла стеклянная вазочка с каким-то красным цветком. Пол вазочкой — записка, лист бумаги, сложенный пополам.
Он поднял вазу, развернул записку, и в нем шевельнулась надежда. Анна?
«Добро пожаловать, сосед! Заходите выпить чаю, когда у вас будет время».
Внизу подпись:
«Чармейн. Квартира 106».
Только этого не хватало! Он оглянулся — квартира 106 находилась на противоположной стороне коридора. Там было тихо. Откуда-то доносились звуки телевизора. Он быстро отпер ключом дверь и вошел, потом тихо прикрыл дверь за собой. Поставил вазу на барную стойку. Перечел записку, смял ее и выкинул в новенькое мусорное ведро. Если завтра дети случайно найдут у него такую записку, они не обрадуются.
Теперь у него есть мягкая мебель. Гриссел отступил на шаг и окинул взглядом привезенные диван и кресла. Постарался увидеть их глазами детей. По крайней мере, теперь здесь не так голо, стало уютнее. Он сел в кресло. Неплохо. Встал, подошел к дивану, прилег; его всколыхнуло слабое приятное чувство. Вдруг навалилась усталость — захотелось закрыть глаза.
Какой длинный день! Уже седьмой с тех пор, как он бросил пить.
Семь дней. Осталось всего сто семьдесят три.
Он вспомнил о «Пожарном» и о том, как мозг подзадоривал: всего одну рюмочку! Потом подумал о жене и детях Клиффи. Самое поганое — он вовсе не уверен в том, что его семья когда-нибудь сможет стать такой же. Анна, он, Карла и Фриц. Как вернуть прошлое? Как заново наладить отношения?
Тут он вспомнил о фотографии и, повинуясь безотчетному порыву, вскочил с дивана и зашарил глазами по комнате. Потом вспомнил. Снимок оказался у него в кейсе. Он взял его и снова лег, не выключая света. Рассмотрел снимок. Бенни, Анна, Карла и Фриц.
Наконец он встал, пошел в спальню и поставил фотографию на подоконник в изголовье кровати. Потом принял душ. Телефон зазвонил, когда он намыливался. Оставляя мокрые следы, он прошлепал к кровати и нажал «Прием». Вдруг это Анна?
— Гриссел слушает.
— Бенни, это Клуте. Воскресные приложения сводят меня с ума, — без всякого предисловия заявил пресс-секретарь полицейского управления.
— Ну, пошли их к черту.
— Не могу. Я обязан сотрудничать с ними.
— Чего хотят эти стервятники?
— Хотят знать, не Артемида ли Лоуренс.
— Не она ли Артемида?!
— Ну, ты понимаешь. Не Артемида ли убил или убила Лоуренс.
— Мы не знаем, как зовут преступника.
Клуте заметно разозлился.
— Орудие преступления то же самое, Бенни?
— Да, орудие преступления то же самое.
— И характер раны такой же?
— Да.
— Можно им сказать?
— От этого ничего не изменится.
— От этого многое изменится в моей жизни, — возразил Клуте. — Тогда стервятники, как ты их обозвал, перестанут мне названивать. — Он отключился.
Без трех минут десять он, как чужой, позвонил в дверь собственного дома. Открыв, Анна сразу спросила:
— Бенни, ты трезвый?
— Да, — ответил он.
— Точно?
Он посмотрел жене в глаза — пусть знает, что одного «да» достаточно. Она выглядела хорошо. Сделала что-то с волосами. Они стали короче. На лице косметика, губы красные, блестящие.
Она не спешила.
— Сейчас позову детей.
Гриссел собрался было войти, но она захлопнула дверь у него перед носом. Ошеломленный, он стоял за дверью; его окатила волна унижения. Он низко опустил голову — на случай, если выйдут соседи и увидят его в таком положении. Все сразу поймут, что его выставили из дома. Их улица — как деревня.
Дверь открылась, и к нему бросилась Карла, обняла его за шею и сказала:
— Папочка! — как она делала, когда была маленькая. От ее волос пахло клубникой.
— Доченька! — Он прижал ее к себе.
На пороге он увидел Фрица с рюкзаком в руке.
— Здравствуй, папа, — с трудом выговорил мальчик.
— Привет, Фриц.
— Привези их в шесть, — сказала Анна, стоящая за сыном.
— Хорошо, — кивнул он.
Она закрыла дверь.
Для кого она так прихорашивалась? Какие у нее планы на сегодня?
Карла была слишком говорлива, слишком оживленна, а Фриц, который сидел сзади, не произнес за всю дорогу ни единого слова. В зеркало заднего вида Гриссел наблюдал, как мальчик без всякого выражения смотрит в окошко. В профиле Фрица он угадывал черты Анны. Интересно, о чем Фриц сейчас думает. Вспоминает о последней ночи, когда отец был дома и ударил мать? Ну как это поправить? А Карла все болтала о том, что скоро выпускной вечер, об интригах — кто кого пригласил. Как будто она могла обеспечить успех сегодняшнего дня в одиночку.
— Может, пообедаем в «Шпоре»? — предложил он, когда Карла ненадолго замолчала, чтобы отдышаться.
— Идет, — тут же откликнулась дочь.
— Мы ведь уже не дети, — возразил Фриц.
— Дурачок, «Шпора» — семейный ресторан! — крикнула Карла.
— «Шпора» для маленьких, — фыркнул Фриц.
— Ну, — сказал Гриссел, — тогда ты выбирай. Куда скажешь, Фриц, туда и поедем.
— Мне все равно.
Когда они добрались до его квартиры, он подумал, что она покажется детям ужасной. Маленькая, голая: папина тюрьма. Он отпер дверь и отошел в сторону, пропуская их вперед. Карла сразу же побежала вверх по лестнице. Фриц остановился на пороге и стал рассматривать гостиную.
— Круто, — сказал он.
— Правда?
— Холостяцкое гнездышко, — ответил сын. — Пап, а телевизора у тебя нет?
— Нет, я…
— У тебя просто чудесно, папа! — крикнула Карла с верхней площадки.
Потом зазвонил его мобильник; он снял его с пояса и сказал:
— Гриссел.
Он услышал голос Джейми Кейтера:
— Можно мне подъехать с рапортом к вам домой? Где вы живете?
Грисселу так или иначе пришлось бы беседовать с Кейтером, несмотря на то что не хотелось приглашать его к себе. Он сухо продиктовал адрес и отключился.