Чем ближе я подходил к указанному маячком месту, тем чаще и быстрее вспыхивала на экране красная точка. Удобная примочка — по крайней мере, пока не пробираешься во тьме по пустынному пирсу. Наконец красный глаз на телефоне, моргавший все чаще и чаще, выпучился на меня горящим, насыщенно багровым зловещим оком. Мне стало совсем не по себе.
На студенящем ветру я стоял в том месте, куда указывал маячок, — в самом конце пирса. И Маркусовой машины там, черт возьми, не было. Выходит, он обнаружил на колесе маячок? Кинул в Потомак — и его принесло водой сюда? Учитывая обстоятельства, это самое бестолковое объяснение.
В начале причала мелькнула едва заметная тень. Потом шевельнулась опять…
Меня посетила другая мысль: для Маркуса здесь было идеальное место, чтобы самому подсадить маячок, выследить, кто за ним шпионит, и поймать наглеца. Сущий пустяк для цифровой эры! Если это так — я сам же загнал себя в тупик.
Движение во тьме было очень медленным — но я безошибочно знал, куда смотреть. Темный силуэт то и дело пересекал конусы желтого света, падающие от натриевых судовых прожекторов.
Выхода не было. Маркус грозно надвигался на меня, точно всадник Апокалипсиса. Я лихорадочно прокрутил в голове несколько вариантов — но Маркус же увидит их насквозь! Да и чем вообще можно объяснить, что ты следишь за начальником, подсаживаешь ему «жучка» и лезешь к самому его дому?
Нет, для Майка Форда это означало конец. По крайней мере, пора моего расцвета в «Группе Дэвиса» явно миновала. Ни тебе мясных медальонов на вилле Шенандоа, ни молодой картошечки в «Литтл Вашингтон». И самое скверное: у моих боссов достаточно на меня компромата, чтобы закопать меня одними финансовыми нарушениями предвыборной кампании — даже без гнусной истории с наркопритоном. Финита ля комедия. Валяй обратно в тюрьму, истинный сын своего папочки!
Вслушиваясь в скрип досок во тьме, я все меньше беспокоился о вещах столь отдаленных и все больше — о тяжелой руке Маркуса. В том смысле, что убить он меня, конечно, не убьет — но что мне известно о повадках мужика, в восьмидесятых душившего сандинистов?
Как бы то ни было, попасться к нему в руки было чересчур рискованно. Все варианты были плохи. Да и вода с белыми шапками в десяти футах подо мной, естественно, к себе не манила. Но я знал, что, как бы ни было тяжко, смогу доплыть до соседнего причала. Единственное, чем хороша верфь, так это тем, что отсюда можно булькнуть в пучину вод и скрыться без лишнего шума.
Внезапно луч света прорезал пирс — и я молниеносно сиганул во тьму. Когда оказываешься в ледяной воде, главная опасность — что, от холода резко вдохнув, наберешь полные легкие воды и якорем пойдешь ко дну. Мне удалось этого избежать, хотя смертельный холод охватил все тело, — я сразу начал дышать как сумасшедший и, пожалуй, сбросил свой IQ где-то процентов на сорок. Если, оказавшись в арктических водах, сразу не отбросил коньки — значит, в запасе есть еще минут пятнадцать. А поскольку умирающим я себя явно не ощущал, времени у меня было в достатке. Луч фонаря длинными дугами прохаживался по воде, поэтому я подплыл под причал — в эту обросшую ракушечником и вонючим мхом пещеру. Я пробрался прямо под Маркусом, то и дело натыкаясь головой то на балку, то на торчащий из бревна болт.
Я слышал перед собой шаги Маркуса. Свет от его фонаря просачивался в щели между досками над головой. Когда он подошел ближе, я нырнул и проплыл под ним.
Было бы, наверно, куда лучше, если б он ругался и выкрикивал угрозы — это его невозмутимое, рациональное молчание пугало меня больше, чем что бы то ни было.
Вскоре я выбрался к навесу, от которого начинался пирс, отгреб на пятьдесят метров в сторону, обжигая уши снежной кашей, к следующему причалу. Там, подтянувшись, я вылез из воды и хотел было припустить к своей машине, но онемевшие ноги не слушались, спотыкаясь на каждом шагу. Луч фонаря устремился мне в спину и выхватил меня из темноты, но на таком расстоянии света явно не хватало, чтобы кого-то разглядеть.
Эти два причала оказались разгорожены забором, так что пришлось его преодолевать, и это отняло у меня некоторое время. Добравшись наконец до джипа, я прыгнул за руль, дал по газам и, втопив под пятьдесят миль, домчался до хорошей дороги, а там и вовсе разогнался, как реактивный истребитель. Включил до упора обогрев, так что в меня дуло жаром, как от открытой топки. До дома я мог бы добраться и за двадцать минут, однако катался вдвое дольше, петляя по улицам, делая неожиданные развороты и тщательно озираясь, прежде чем куда-либо свернуть, дабы убедиться, что Маркус меня не преследует.
Я вбежал в дом, скинул в прачечной каморке одежду и минут на двадцать забрался под горяченный душ, но руки все равно так тряслись от холода, что я едва справился с краном. Единственное, что еще давало мне силы, — это перспектива забраться под толстое одеяло и пристроиться к Энни.
Я скользнул в сумрак спальни, нырнул под одеяло, протянул руку, чтобы обнять Энни за талию… но ощутил под ладонью лишь матрас. Ее не было.
Свою подругу я обнаружил внизу. Точнее сказать, она обнаружила меня. Она сидела на диванчике с книжкой и чашкой чая, явно ожидая, когда я к ней приду. Проследив, как я спускаюсь по лестнице, она отложила книжку. Видно было, что Энни недавно плакала, но теперь ее лицо сделалось строго деловым.
— Ты кувыркаешься с кем-то еще? — спросила Энни странно-спокойным голосом.
Мозги у меня сперва как заклинило. Я лучезарно улыбался своей девушке, донельзя счастливый ее видеть после такой дерьмовой ночи. Однако это чувство облегчения стремительно рассеялось.
— Что? — опешил я. — Нет, конечно.
Она подняла к моим глазам одну из распечатанных мной аватарных фоток Ирины.
— Ты постоянно опаздываешь, вечно выдумываешь какие-то отговорки. Ты возвращаешься домой, избавляешься от одежды и тут же чешешь в душ. Я что, по-твоему, дурочка? Я знаю, что все это значит.
— Это всего лишь работа, — возразил я. — Ее отец — Радо Драгович.
— Не морочь мне голову. Хочешь сказать, эта двадцатилетняя потаскушка лоббирует Пентагон?! Я глянула насчет нее в твоем ноутбуке — там миллион запросов вывалилось! Ты что, за ней следишь?
— Дорогая, ты же знаешь, копание в инете — большая часть моей работы. Я проверяю ее в связи с одним делом, и я обещал Уокеру, что встречусь с ним сегодня…
— Лучше молчи! — взвилась она. — Уокер сейчас в сенате — готовит свою филибастерскую речь. [50] Перестань мне врать. Это отвратительно!
Она развернулась и зашагала к выходу. В одном полотенце я потрусил за ней, на ходу что-то лопоча. Мне снова пришлось студить свою задницу, на сей раз полуобнаженным выскочив на крыльцо. Я вдруг понял, что моя правда гораздо менее правдоподобна, нежели любая брехня, что я мог бы придумать с ходу, — но мне не хотелось снова обманывать Энни.