Комиссар — очень красивая женщина — внимательно смотрит на меня и слушает без тени удивления. Довожу рассказ до конца, ничего не упуская. Быть искренней и честной — моя единственная надежда. Я говорю ей о Раймоне и о том «Ужине в белом» на площади Нотр-Дам, о том, как все действительно случилось с Дзубини. Объясняю про Марселя, про то, как он помог мне. Рассказываю, где жила в эти дни и почему нахожусь на этом кладбище. Выкладываю все о моей матери, о бабушке, о Моррисоне и замолкаю, когда уже нечего добавить.
Мы стоим в молчании. Лицо комиссара кажется совершенно непроницаемым. Такая уж у нее профессия. Потом она задает мне неожиданный вопрос:
— И что, по-вашему, я сейчас должна делать?
Отвечаю, не раздумывая:
— Верить мне.
— Даже если я верю вам, я обязана довести дело до суда. Я не имею права подменять судью. Надеюсь, вы понимаете это.
— Да, разумеется, понимаю.
— Но если вы расскажете судье все, как рассказали мне сейчас, приговор будет совершенно однозначным.
— То есть?
— Вас осудят. Вы рассказываете, что Дзубини бросился на вас с ножом, направив лезвие к себе. Но это невозможно проверить. Столько свидетелей видели, как вы вытащили нож из его груди.
— Но полностью отсутствует мотив, я не знакома с этим человеком!
— Возможно, вы его не знаете, но у Дзубини были в прошлом очень непростые отношения с отцом Раймона Сантея — Альдусом. Похоже, они страшно поссорились. Через некоторое время после этого Альдус Сантей покончил с собой, и его нашли в ванне с перерезанными венами. Я собрала всю информацию по этому делу. Раймон тогда был еще ребенком, а Альдус — довольно известным художником.
— И какое отношение я…
— Вы могли совершить убийство для Раймона Сантея, чтобы отомстить за его отца. Вот вам мотив, который приведет вас и вашего друга в тюрьму.
Раймон почти ничего не рассказывал мне о своем отце, за исключением того, что он — автор прекрасной картины, украшающей парадный зал апартаментов на улице Ботрейи. И уверял, что никогда не был знаком с Дзубини. Не знаю, что ответить… и вдруг меня осеняет:
— Допустим, это так. Но зачем мне убивать его на глазах у стольких свидетелей? Если я убийца, нанятая Раймоном, почему бы мне не подождать более удобного момента и потом спокойно вернуться в Новый Орлеан? И почему Раймон, предполагаемый заказчик, не сбежал вместе со мной?
Комиссар молчит, не меняя выражения лица.
— Значит, вы меня арестуете?
— Нет. По крайней мере не сейчас. Хочу вместе с вами проверить некоторые детали, если вы не против.
— Что вы собираетесь делать?
— Хочу увидеть дом, в котором вы прятались, на улице Ботрейи.
— Вы вызовете туда и Раймона?
— Нет, это останется между нами.
Альдус и Этьен осторожно пробрались в дом на улице Ботрейи. Возможно, Памела еще там и Жан с ней. Но никого не было. Только тело Джима, которое перенесли на кровать. Ванна вычищена, все вокруг убрано, все возможные отпечатки и следы стерты. Альдус прошел в кабинет и открыл ящик письменного стола:
— Они взяли книгу. Прекрасно!
— Думаешь, они не заметили, что это не та книга, которую они искали?
— Думаю, нет. Я уверен, они не знают греческого, поэтому не смогут отличить одну книгу от другой. Настоящую я спрятал в твоей гостинице, в шкафу комнаты номер шестнадцать. Именно там, куда друг Оскара Уайльда в свое время положил другую книгу, которая как раз сейчас у них.
— Но они могут попросить кого-нибудь прочесть ее.
— Да, это возможно. Жан и Жером только маленькие винтики в большом механизме, как и мы с тобой. Но я убежден, что их цель заключалась в том, чтобы просто изъять у нас книгу, и все.
Альдус и Этьен принялись собирать все вещи Джима. Их поразило, что все его дневники и блокноты начинались одной и той же фразой на греческом: «КАТА TON ΔAIMONA EAYTOY». Джим просил, чтобы эта фраза была вырезана на его могильном камне. Альдус был потрясен. Все закончилось так трагически… Он не смог сдержать рыданий:
— Это моя вина.
— Нет, Альдус, ты ошибаешься, — возразил Этьен. — Джим погубил себя сам. Никто не мог принудить его сделать то, что он сделал. Но он не устоял перед этой отравой.
— Может, ты и прав, но я должен был не допустить…
— Ты сделал все возможное. Никто так не заботился о нем.
Альдус подумал, что нужно было оберегать Джима, всеми средствами спасать его как человека, как друга, попавшего в беду. А он видел в нем лишь орудие исполнения пророчества. Как же он, Альдус, собирался спасти все человечество, если не смог уберечь даже одного человека?
Они выходят из машины. Уже почти вечер, но еще светло. Все кажется ясным, чистым, с четко очерченными контурами на фоне розового света заката. Даниэль думает, что есть еще время все переиграть, но интуиция подсказывает, что, наоборот, надо идти вперед, и это ее успокаивает, помогает сосредоточиться.
Жаклин открывает высокие ворота, и на какой-то момент они погружаются в темень вестибюля. В молчании начинают подниматься по лестнице. У Даниэль перехватывает дыхание, и, как только Жаклин поворачивает ключ и открывает дверь, комиссар понимает — это страх. Инстинктивно она берет Жаклин за руку, и, держась друг за друга, они входят в огромный зал.
— Не знаю, что со мной, — говорит Даниэль дрожащим голосом.
— Не беспокойтесь. В этом доме, похоже, творятся странные вещи. Я уже привыкла. Увидите, потом беспокойство пройдет. Нужно только отказаться от попыток все понять и объяснить.
— Но моя обязанность как раз во всем разобраться.
Они останавливаются в зале, перед огромной картиной, контуры которой едва угадываются в полутьме. Жаклин открывает ставни и слышит удивленный возглас Даниэль. Она видела это во сне! Холм, напоминающий «Чистилище» Данте. Он занимает почти всю картину. Стиль, который нельзя отнести ни к какой эпохе, но он завораживает. Холм покрыт густой травой и деревьями, скорее всего дубами. На вершине стоит дольмен, он доминирует в этом пространстве. Даниэль охватывает неожиданное ощущение полета.
Все видится сверху. Ангел в полете… он парит и рассматривает тропинки, пересекающие дубовые рощи, подобно лабиринту. Тропинки ведут к гроту с каменным алтарем. Потом Даниэль замечает, что уже ночь и сияющая луна поднимается над холмом. Тропа на первом плане ведет к лужайке с урной, внутри которой находится сердце, парящее в воздухе. Даниэль пытается дотронуться до него, но не может. Она снижается, чтобы проследить, куда ведет дорога, и оказывается возле развалин, где висит зеркало в старинной золотой оправе. За руинами другая площадка. На алтаре, покрытом тканью, лежит маленький золотой серп. Там Даниэль сталкивается с огромной ящерицей, и та ведет ее до входа в грот. На входе написано: