— Вы кажетесь мне хорошим человеком, и мне бы хотелось вам верить. Расследование убийства иногда бывает настолько сложным и трудоемким, что человек рад любой помощи. И все же…
— Вы не должны ничего мне объяснять, инспектор. Хотя должна сказать, что, если бы вы изменили свое мнение, я была бы рада снова принимать вас у себя дома.
Она протянула ему руку, открыла дверь, и Пердомо вышел на улицу. Не услышав, как щелкнула дверь, он повернул голову и увидел, что Ордоньес осталась на пороге и смотрит, как он садится в машину.
— Предположим, — сказал Пердомо, приоткрыв дверцу автомобиля, — и, заметьте, это только предположение, что вы действительно обладаете этой редкой способностью и достигли определенного уровня сверхчувственного восприятия. Но все же чем вы это объясняете?
Милагрос Ордоньес помолчала минутку, затем стала объяснять инспектору, как, по ее мнению, она приобрела свой необычайный дар. Инспектор не мог не ощутить смущения: его глубокое недоверие к миру медиумов и паранормальных явлений начало улетучиваться.
Панихида по Ане Ларрасабаль состоялась в соборе Альмудены, и на ней присутствовали высшие представители мира политики и культуры во главе с королевой доньей Софией, большой поклонницей скрипачки. Арсен Люпо, пришедший на церемонию вместе со своими друзьями, Роберто и Наталией, смог воочию убедиться в том, как уважали и любили артистку в ее собственной стране. Родители Ане — уже пожилые, но очаровательные люди, оба небольшого роста, показавшиеся Люпо похожими на парочку хоббитов, — затерялись среди поклонников и знакомых, которых было около тысячи человек; еще почти триста не смогли уместиться в храме и в волнении ожидали снаружи у выхода, наверное, чтобы выразить свое соболезнование родителям. Люпо отметил присутствие множества музыкантов, от американской скрипачки Хилари Хан до британского виолончелиста Стивена Иссерлиса, включая дирижера Зубина Мету и тенора Пласидо Доминго. В соборе было так шумно, что пару раз пришлось призывать к тишине. Служители собора вынуждены были напомнить собравшимся о святости места, в котором они находятся, хотя, когда страсти немного улеглись, вся энергия, скопившаяся в атмосфере храма, способствовала проведению одной из самых трогательных церемоний, на которых когда-либо присутствовал старый скрипичный мастер. Панихиду служил настоятель собора, ему помогали еще два священника, которых родители Ане привезли с собой из Витории.
Было прочитано Послание к фессалоникийцам, затем отрывки из Евангелия от Иоанна. В проповеди настоятель ни разу не упомянул ни о том, что Ларрасабаль умерла насильственной смертью, ни о том, что убийца еще на свободе и мог бы присутствовать здесь, среди скорбящих, втихомолку злорадствуя по поводу горя, которое сумел причинить. Священник говорил, что для людей верующих, как Ане, смерть — это боль, но в то же время жизнь и что умереть означает жить вечно. Самой эмоциональной частью его выступления оказалась та, где он говорил об Ане Ларрасабаль как о человеке необычайно влиятельном, потому что своей музыкой она могла изменить жизнь тысяч людей в мире, перенося их в прекрасный мир волшебным звучанием своей скрипки. Упомянув о власти музыки, которая способна изменить сущность человека, он привел в пример Филиппа V, приказавшего построить в Мадриде неподалеку от собора королевский дворец.
— Филипп получил прозвище Решительный, под которым вошел в историю благодаря музыке, которая вывела его из глубокой депрессии. Король не желал выходить из своей спальни, не хотел вмешиваться в управление страной, и никакие уговоры королевы или вельмож не могли убедить его, что он должен снова вернуться к своим обязанностям монарха. Но, дорогие мои, в это время Мадрид посетил великий итальянский певец Фаринелли. Когда королева Изабелла Фарнезе услышала этот чудный голос и познакомилась с этим очаровательным человеком, ей пришла в голову мысль, оказавшаяся спасительной для будущего Испании. Певца отвели во дворец, где он начал петь в комнате, соседствующей с покоями Филиппа. Король пришел в волнение, услышав дивные арии, и приказал привести певца к нему. Понемногу музыка оказала свое целительное действие на впавшего в уныние правителя, который в течение нескольких месяцев черпал в голосе легендарного кастрата необходимую энергию, позволившую ему снова вернуться к государственным обязанностям. Я уверен, — заключил настоятель, — что Ане Ларрасабаль сыграла для тысяч людей ту же роль, что Фаринелли для Филиппа Пятого, и потому ее уход будут долгое время оплакивать не только ее друзья и знакомые, но и все те люди, для которых скрипка этой великолепной артистки в какой-то момент послужила духовным утешением.
Люпо не мог не подумать, слушая слова священника, о двойственной роли инструмента, ведь, хотя скрипка ассоциировалась с дьяволом, она в то же время символизировала нежность и романтическую любовь. В фильмах, когда двое влюбляются, музыкальным фоном всегда звучат скрипки.
Слова настоятеля произвели большое впечатление на инспектора Пердомо, который решил присутствовать на панихиде, чтобы понять, кто составлял ближний круг убитой.
Но, хотя проповедь глубоко тронула собравшихся в храме, ничто не могло сравниться с главным музыкальным событием этого вечера, когда отец Ане, профессор по классу скрипки в Консерватории Хесуса Гуриди в Витории, сыграл арию Баха «Erbarme dich», одну из самых скорбных и в то же время дающих силы мелодий из «Страстей по Матфею». Печаль, пронизывающая мелодию, настолько глубока, что каждый раз, слушая, не можешь не думать о самой трагичной потере, смерти ребенка. И Баху эта боль была известна лучше, чем другим, потому что почти половина из его двадцати детей умерли в раннем возрасте. Но в то же время эта музыка обладала целительной силой, потому что говорила тому, кто ее слушал, что даже великая печаль может быть выражена, может быть разделена с другими. «Erbarme dich, mein Gott», что значит «Сжалься надо мной, Господи», — это ария для скрипки и контральто, которая предваряется продолжительным вступлением скрипки и длится пять минут.
На фоне пульсирующего ритма басовых звуков дон Иньиго Ларрасабаль, отец Ане, с чрезвычайным изяществом и сдержанностью медленно выводил мучительную вступительную мелодию. Когда играют такие эмоционально окрашенные мелодии, думал Люпо, легко дать себя увлечь дешевому сентиментализму, злоупотреблению вибрато, этим волнообразным движением, которое скрипач производит пальцем на некоторых струнах, чтобы придать исполнению выразительности.
Но дон Иньиго не впал в эту ошибку, несмотря на то что переживал один из самых страшных моментов своей жизни, прилюдно и навсегда прощаясь с единственной, любимой дочерью, которую много лет назад научил игре на скрипке. Отец Ане не впал и в противоположность, то есть в привычное для некоторых музыкантов полное исключение вибрато на том основании, что без него игра становится ближе к критериям своего времени. Своей сдержанной манерой исполнения Иньиго Ларрасабаль покорил публику еще до вступления контральто, партию которого исполняла не женщина, как в большинстве случаев, а контртенор. И какой контртенор! Немец Андреас Шолль стал близким другом Ане во время записи прекрасного диска, который Люпо слушал довольно часто. Диск назывался «Salve Regina», [12] и на нем певец с нежным голосом, в котором едва чувствовался фальцет, исполнял священную музыку Монтеверди и других венецианских композиторов того времени. Ане, которая тогда еще не была звездой мирового класса, в какую превратилась позже, согласилась аккомпанировать Шоллю в нескольких вещах, и хотя потом они не записали вместе ни одного диска, но оба принимали участие в различных благотворительных концертах, и между ними возникла крепкая дружба. Шолль доносил музыку до присутствующих на панихиде с таким чувством и чистотой, что не обязательно было знать немецкий, чтобы понять смысл этих простых слов.