– Я понятия не имел, что он его боднет. Но так этому идиоту и надо. Бесконтрольного истерика простить можно. Он хотя бы не ведает, что творит. А вот контролируемого нельзя, – убежденно сказал Меф.
Даф не понравилось, как это было произнесено. Слишком непреклонно, с сознанием безусловности собственной правоты. Стражей света с первых курсов учат, что категоричность опасна и узка. Осуждая других, невольно выдаешь собственное несовершенство. Становишься эдаким сверхчеловеком, право имеющим. Наполеончиком с кариесом и пивным животиком.
– А ты что, всем судья? Неприятно быть наследником мрака, – сказала Даф.
Она заметила, что Меф задет, но не жалела, что сказала. Правда всегда предпочтительнее лжи. Хотя правдой тоже надо размахивать аккуратно. Правда – тяжелая дубина, которой при неосторожном обращении легко просадить голову и ввергнуть человека в пучину уныния.
* * *
Через полчаса проголодавшийся Меф вновь стал заманивать Дафну в кафе.
– Ну уж нет! Торчать в духоте – слишком большая жертва для этого вечера.
Даф уселась на спинку скамейки на Тверском бульваре. Давно замечено, что у парковых скамеек на московских бульварах именно спинка самое вменяемое место. Низ же грязен и страдает хроническим отсутствием досок.
Пристроившись рядом, Меф жестом фокусника извлек из воздуха две чашки горячего шоколада и два шашлыка.
– Я шашлык не буду, – отказалась Даф.
– Почему это?
– Потребляя мясо, мы тем самым поощряем убийство. Становимся его соучастниками. Пожираем боль и страдание бедных животных.
– Допустим. Но одновременно мы дарим жизнь новым коровам, – резонно заметил Меф.
Не поддаваясь на философские уловки, он с аппетитом поедал шашлык.
– Как это «дарим»?
– Сама подумай. Никто не стал бы разводить коров из любви к коровам как таковым. Ну, может, десяток маньяков в мире. Это же не персидские кошки.
– А молоко? Масло? – возразила Даф.
– Для молока коров надо меньше раз в пять. А свиней вообще не нужно. И индеек. Если бы их перестали есть, они бы исчезли. Ни один фермер не стал бы заморачиваться. Осталось бы штук сто по зоопаркам. «Смотрите, детки, это свинья, а это индейка! С тех пор как люди поголовно стали давиться салатом, они занесены в Красную книгу!» – сказал Меф, и Дафна вновь не нашлась, что возразить.
С тех пор как Меф освоил риторику мрака, спорить с ним стало невозможно. Дафне все чаще казалось, что она не справляется. Не она тянула Мефа к свету, но он постепенно прививал ей свои взгляды. Голодная Даф покосилась на шампуры в руках у Буслаева, и страдания бедных коров перестали казаться ей такими ужасными. Ей пришлось напрячь волю, чтобы отвернуться и начать пить горячий шоколад.
– Уйди, гаденыш! Сейчас сумкой по голове дам! – сердито крикнул кто-то.
Мефодий и Даф одновременно обернулись. Вихляя бедрами, к ним направлялся суккуб Хнык – он же Хныкус Визглярий Истерикус Третий собственным персонажем. Ему грозила кулаком старушка с перекошенным от негодования лицом. Разболтанной походкой Хнык приблизился к их скамейке и из вежливости остановился шагах в трех. На заштопанном лице суккуба боролись страх и наглость. Женская половина рта посылала непрерывные улыбочки, мужская же была тверда и иронична. Даф порой задумывалась: неужели никто из смертных не видит, что это существо состоит из двух неловко сшитых половин?
– Больная женщина! Уж и обнять нельзя! – сказал Хнык с видом оскорбленной невинности.
– Чего тебе надо, суккуб? – строго спросил Меф.
– Я просто мимо проходил… Гулял. Приятного аппетитца, к слову сказать! – произнес суккуб с обидой.
Меф заглянул в чашку с горячим шоколадом. При приближении суккуба шоколад покрылся пленкой зеленоватой плесени.
– Гуляй дальше! – отрезал Меф.
Даф примирительно коснулась ладонью его колена. Она прекрасно знала: ни один суккуб не подойдет просто так, без цели.
– Садись, Хнык! – сказала она ласково.
Опасливо косясь на Депресняка, суккуб выбрал глазами место почище и опустился на краешек скамейки.
– Подержите, нюни мои, кисочку! Как-то она на меня подозрительно смотрит, – попросил он.
– Как хочет, так и смотрит! – вновь нагрубил Меф.
Хныкус Визглярий Истерикус Третий нервно тронул гвоздику в петлице.
– Ну ладно, ладно… А я ведь правда гулял. Смотрел на прохожих и думал: «У каждого из них есть тайный порок. Гнильца. Надо увидеть ее и дать развиться, чтобы она превратилась в нарыв. И тогда – бац! – эйдос струйкой гноя выбросит мне точно в руки», – сказал он.
– Мечтать не вредно, – сказала Даф.
Суккуб огляделся.
– Я практик. Мне известно, что, если тянуть за ниточку страстей, можно привести человека куда угодно. Гнильца же есть у каждого. Что за примерами далеко ходить? Видите ту девушку, молодой хозяин? Хорошенькую, с темными волосами, на которую все заглядываются?
– Какую? – заинтересовался Меф.
– Да вон идет в нашу сторону. Ну как? Ничего? – коварно спросил суккуб.
– Не крокодил, – осторожно признал Меф.
Все же Дафна была рядом.
– Угу-угу, не крокодил… – насмешливо согласился Хнык. – Не только вы так думаете, хозяин! Смотрите, сейчас тот парень с сумкой обернется… Интересно, он обернулся бы, если б знал, что эта милашка катается по полу и бьет мать по лицу скрученной майкой, если та без разрешения уберется у нее в комнате?
Им пришлось замолчать, потому что девушка уже проходила мимо их скамейки. Смутно ощущая, что говорят о ней, она быстро взглянула на них.
– Ну так, может, не надо в ее отсутствие там убираться? Может, она думает, что мать рылась в ее вещах? – спросил Меф, позволив девушке отойти.
Даф взглянула на него с беспокойством, зато Хнык необычайно воодушевился.
– Вот и я говорю, что рылась, нюни мои! Протрет губкой стол и на пять сантиметров сдвинет зарядку для телефона или учебник по экономике. Гадина такая! Не майкой ее, а табуреткой! С разворота! – заорал он.
Дафна и Мефодий переглянулись. Меф пожал плечами, словно говоря: «Я же знал, что он доставать будет, а ты просила не прогонять».
– Чего тебе надо, Хнык? Ты же не просто так притащился? – решительно спросила Дафна.