– Кто это? – спросил Эссиорх.
– Диомид – светлый страж, полюбивший обычную девушку и ради нее отказавшийся от вечности. Его не удерживали насильно. Ты знаешь нашу позицию по этому вопросу. Уйти можно. Вернуться обратно – никогда. Свет не фантик от конфеты: захотел бросил, захотел поднял, – сурово сказал Троил.
Эссиорх молчал. Бунтарские глаза портрета не отпускали его.
– Диомид оставил Эдем в начале тринадцатого века. Поселился в Новгороде. Там его имя звучало слишком чужеродно, и он стал Демидом. Имел двух сыновей. В преклонных летах был убит немецким рыцарем Ливонского ордена во время знаменитого Ледового побоища. Стоял, разумеется, в первом ряду пеших ополченцев, которые приняли на себя главный удар рыцарского клина. Стражи, пусть и бывшие, не могут иначе. Основное мужество требуется не для того, чтобы убивать, а для того, чтобы с достоинством погибнуть, – голос Троила дрогнул.
Эссиорх ждал. Он чувствовал, что главное еще впереди.
– Ну и еще один факт из жизни Диомида. У стражей, как ты знаешь, фамилий нет. Нам они не нужны. Но когда Диомид оказался в Новгороде, ему пришлось взять фамилию. Он выбрал вполне новгородскую. Так страж света Диомид стал простым новгородцем Демидом Буслаевым.
– Что? – быстро спросил Эссиорх, внезапно понимая разгадку скул и глаз.
– Ты не ослышался. В жилах Мефодия Буслаева течет кровь стража света. Мраку об этом неизвестно, хотя они, вне всякого сомнения, интересовались его родословной. Однако этот дар такого рода, что не может быть открыт мраку без желания того, кто его имеет, – закончил Троил.
– Вы знали об этом давно? – спросил Эссиорх.
Главный Страж осторожно подул на портрет, и тот исчез.
– Узнал недавно. Подозревал давно. Мефодий оставался для меня загадкой. При тех усилиях, что вкладывал в него мрак, при полной вседозволенности, он должен был деградировать гораздо быстрее. Он ухитрился сохранить независимость. Весьма условную, но все же.
– С тринадцатого века много воды утекло. Той крови уже одна капля. Да и потом Диомид был отступником, – осторожно сказал Эссиорх.
– Не отступником. Я знал Диомида лично. Он был увлекающимся, горячим, вспыльчивым, влюбчивым. Но он не изменял Эдему. Он отказался от вечности добровольно… – Троил сопровождал каждое слово веским щелчком ногтей по столешнице. – Да, крови капля. Но ты не хуже моего знаешь, что кровь стражей света не измеряется каплями. Она либо есть, либо ее нет. Кровь стража света и силы повелителя мрака. К тому же у мальчишки цел эйдос, а эйдос – это свет, это способность к самоопределению, к тому, чтобы самому быть своим провожатым.
Эссиорх уставился на квадратные носки своих ботинок. Здесь, в Эдеме, где все ходили в сандалиях, его купленная в Москве обувь выглядела чужеродно.
– Как только представлю, что у Буслаева на шее дарх! Эта мерзлая, пожирающая эйдосы змея, которая вечно хочет отогреться теплом человеческого тела и никогда не отогреется! И это теперь навсегда! Как у Арея! – сказал Эссиорх и неожиданно для себя ударил кулаком по столу.
Чернильница подпрыгнула. В отворившуюся дверь просунулись обеспокоенные физиономии златокрылых. Троил нетерпеливо махнул рукой. Златокрылые исчезли.
– Спокойнее! Излишняя горячность похвальна только для сковороды, да и то в период короткого увлечения блинчиками, – подняв брови, сказал Троил.
– И что мы можем сделать? Разбить дарх? Отобрать его у Мефа? – спросил Эссиорх.
– Ты забыл, что такое дарх. Простейшее существо из недр Тартара, живучее, как сине-зеленая водоросль. Он существует со своим владельцем в симбиозе. Сам по себе он ничто, но многократно умножает силы хозяина, используя энергию эйдосов. Связь его с владельцем нерасторжима. Он как пес, который если вонзит зубы, то вырвать их можно лишь с мясом.
Эссиорх скрестил на груди руки. Он осознавал, что Троил прав, но не желал это признавать.
– Так в чем проблема? Да, дарх опасен, но не бессмертен. Маголодии света уничтожили сотни дархов. Причем дархов с эйдосами! – сказал он убежденно.
– Вот именно: с эйдосами. Если мы попытаемся захватить дарх сейчас, он выгрызет собственный эйдос Мефа и сгинет во мрак вместе с ним.
– И никак нельзя помешать этому? Даже если мы развяжем войну и бросим в атаку всех златокрылых? – удивился Эссиорх.
– А что это решит? Один эйдос – цена самого дарха. Плата за выход этой дряни из глубин Тартара в Верхний Мир. Эх, и почему Буслаев не вогнал клинок в глотку Лигулу до того, как тот накинул цепь дарха ему на шею!
Зрачки Генерального Стража сузились, как у кота. Маленькая сухая ладонь не то ударила, не то царапнула по столу. Эссиорх отметил, что на сей раз златокрылые не заглядывали, мистическим образом уловив разницу.
– Все же надежда есть… – продолжал Троил, слегка смущенный собственной вспыльчивостью. Не от нее ли только что он предостерегал Эссиорха?
Он сунул руку в ящик стола и достал гребень с закругленными концами.
– Возьми гребень и передай его Дафне. Пусть расчесывает им Буслаеву волосы. Это временно смягчит страдания, которые доставляет ему дарх. Только напомни ей, что не стоит хранить гребень в резиденции мрака!
Эссиорх взял гребень. От гребня исходил ободряющий жар. Казалось, он пульсирует теплом Эдема. Ласковым светом, который всему дает жизнь, а не пожирает себе подобных. Всякому, кто хоть раз ощутил прикосновение этого живого тепла, невольно приходила одна мысль. Не в том ли беда мрака, что он не может породить ничего нового, а лишь с невероятной фантазией портит, пародирует и уродует то, что создано светом? Иногда это кажется забавным, но недолго. До тех лишь пор, пока не понимаешь, как это все вторично и тупиково.
Не удержавшись, Эссиорх осторожно понюхал гребень. Запах был тонким, дразнящим. Такой запах никогда не может надоесть.
– Из чего он? – спросил Эссиорх.
– Из самшита первой трепетной надежды. Одна из больших ветвей отломилась не так давно, и я попросил вырезать гребень. Кровь светлого стража должна откликнуться. Пока мрак не захватил мальчишку полностью, можно побороться за его эйдос, – сказал Троил.
Эссиорх внимательно смотрел на гребень. Ему казалось, что даже он, хранитель, долго не бывший в Эдеме, получает от него силы. Мысли становились четче. Неопределенная размытость желаний исчезала, растворяясь в ясности и красоте прямого пути.
– Помогите Дафне, Троил! Поручитесь за нее! Поручительство света очистит ее от яда, которым была пропитана флейта, – попросил он.