Видя, что его все равно тащат, «самый красивый котенок на земле» угрожающе поднял лапу и выпустил когти, которые легко могли продрать стальную дверь.
– Подумай о последствиях и раскайся! На самом деле ты добр и отзывчив! – напомнила Даф.
Сложно сказать, насколько глубоким было раскаянье кота, но когти он убрал.
– Чудная фраза! Я у тебя ее официально уворовываю, – одобрила Улита. – Теперь я тоже буду всем говорить: «Подумай о последствиях и раскайся! На самом деле ты добр и отзывчив!» А какой учительский голосок!
Даф кивнула. Они с Улитой отлично ладили, хотя ведьма постоянно выступала в роли провоцирующего начала, а Даф – начала умиротворяющего. Сама Даф в такие минуты с гордостью ощущала себя океаном спокойствия, в котором гаснут, безуспешно пытаясь вонзиться в его воды, огненные стрелы.
С котом в руках Даф поднялась наверх. Меф уже сидел на подоконнике в гостиной второго этажа.
– Как жаль, что я не могу спуститься с тобой в Тартар, – сказала Даф.
– Это единственная хорошая новость, – заметил Меф.
– Хорошая?! – оскорбилась Даф, желавшая быть с ним везде и повсюду.
– Просто отличная. Если бы Лигул затащил в Тартар еще и тебя, я охотился бы уже не на яроса!
Мефодий спрыгнул с подоконника и привлек Даф к себе, однако не учел, что у нее в руках Депресняк. Негодующее шипение дало ему понять, что адскому котику не очень нравится, когда его зажимают. Меф отпустил Дафну. И вовремя. По лестнице с топором под мышкой топал угрюмый Чимоданов. За ним, упорная, как оса, бежала Ната.
– Ты теперь всегда с ним будешь? Маленький мальчик топорик нашел, клея нюхнул и в школу пошел? – едко допытывалась она у Чимоданова.
Мошкин, как обычно, замыкал шествие, думая о чем-то далеком. То ли боролся со страхами, то ли размышлял, кому завещать шест, водолазки и джинсы.
– Что, моя идея отправиться спать назло Лигулу стала всеобщей? – поинтересовался Меф.
– В самую точку! – сказала Ната и громко хлопнула дверью.
Закрывать двери спокойно она не умела. Видно, на энный год обучения мраку такие сложные дисциплины еще не проходят.
* * *
Меф провалился в сон, как в прорубь. Мгновенно засыпать и так же мгновенно просыпаться он научился около года назад, потратив на это кучу времени и сил. Это оказалось куда сложнее, чем, допустим, работать двумя кинжалами против меча или взглядом проникать за запертые двери.
Правда, чего-чего, а препятствий Меф не боялся. Неудачи только заставляли его концентрироваться, возбуждая азарт. «И таланта никакого нет, одно упрямство! Сделает лицо коробкой и лезет! Его бьют – он снова лезет! Не получается буква, полтетради измазюкает. В остальном же – крайне усредненный ребенок!» – некогда говорила Зозо школьный психолог – вумная тетя в розовой кофточке, любящая фиалки, конфеты в красивых коробках и бородатых одиноких пап.
Зозо не дарила конфет, не носила бороды и, увы, даже не была папой – все это делало ее для психолога личностью малоинтересной, и она не особо церемонилась с ее материнской гордостью.
Когда несколько часов спустя чья-то рука коснулась плеча Мефа, он решил, что за ним пришел Арей. Рывком Меф сел в постели, едва не столкнувшись с кем-то головами. В комнате царил мрак, не нарушаемый даже уличными фонарями, однако Меф неплохо видел и в темноте. Смешно быть наследником того, чего ты не видишь.
На краю кровати сидела Дафна. Голос ее выцвел в темноте и казался бесконечно уставшим.
– Я не спала. Теперь я окончательно уверена: это ловушка. Утром произойдет что-то страшное.
– Будем посмотреть, – сказал Меф, используя старую и запыленную шутку.
Он ободряюще коснулся ее колена, но Даф точно и не заметила прикосновения.
– Мне не нужно ни на что смотреть. Я знаю… Чувствую, как чувствуют укол до того, как игла вонзится. Ты уверен, что не хочешь бежать? Возможно, я смогу умолить свет. Тебя защитят… Лигул и его слуги не найдут тебя нигде, а найдут, их встретят златокрылые.
Меф упрямо сомкнул губы.
– Да-да, я знала, что ты откажешься… – поспешно сказала Даф. – Тогда другое. Тут ты уже не скажешь «нет». Когда страж-хранитель кого-то любит – а я люблю тебя даже больше, чем должен любить страж, – он может передать свой дар. Это последний дар, который у меня остался теперь, когда я разлучена с крыльями и маголодиями.
Что-то вспыхнуло у нее в ладони. Тьма трусливо забилась по углам. Ослепленный Меф закрыл глаза и не успел отстраниться. Даф быстро протянула руку и коснулась пальцами его лба. А мгновение спустя он почувствовал, как светлое, легкое, не обжигающее пламя охватило его голову. Обод живящего огня пробежал по вискам, сомкнулся на затылке и растаял. Меф ощутил запах лаванды.
– Ну вот ты и принял мой дар! Я знала, что ты его примешь! – радостно сказала Даф.
У нее в руке Меф увидел маленький кленовый лист. Он уже погасал. Трусливая тьма сомкнулась вокруг, бросившись из углов, как стая шакалов. Но лист не позволил ей уничтожить себя. Он растаял, и пальцы мрака сошлись на пустоте.
Даф сидела со счастливым и опустошенным лицом человека, который отдал все, что имел, но не жалеет об этом.
– Теперь у меня нет ничего. Если ты когда-нибудь разлюбишь меня или предашь, я умру, – сказала она просто, точно сообщала случайному прохожему который час.
– Что это был за лист? – тихо спросил Меф после короткого молчания.
Когда тебе делают подарок, надо уметь принять его просто и благодарно.
– В Эдеме растет платан. Знаешь, бывают платаны с корой белой, как человеческая кожа? Кажется, под ней пульсирует кровь дерева. Первый лист, который упадет с платана, передает тому, кто его поймал, дар. Но при этом лист не должен коснуться почвы, или дар уйдет в землю. Некоторые торчат у дерева месяцами и все равно не успевают перехватить первый падающий лист. Сложно подгадать момент, а ускорять его нельзя.
– А ты как поймала? – удивился Меф.
Даф улыбнулась.
– Я и не ловила. Он запутался у меня в волосах. Этот дар был у меня уже довольно давно, а теперь он твой. Жаль, конечно, что его нельзя разделить на двоих, потому что и на двоих хватило бы.
– Что это за дар? – спросил Меф.
Он чутко прислушивался к себе, но пока не замечал ничего нового.