Дунк, заставив себя выпить все до капли, согнул и разогнул пальцы обеих рук. Они были целы и подчинялись ему.
– Куда я ранен?
– Спросите лучше, куда не ранены. Лодыжка и ключица сломаны, связки колена растянуты, торс весь в синяках, правая рука и вовсе черная. Я думал, что череп у вас тоже поврежден, но оказалось, что нет. Есть еще порез на лице – боюсь, шрам останется. И вы, можно сказать, захлебнулись, когда мы вытащили вас из воды.
– Захлебнулся?
– Не думал, что в человеке может поместиться столько воды, даже в таком большом, как вы, сир. Вам посчастливилось, что я родом с Железных островов. Жрецы Утонувшего Бога умеют как топить людей, так и откачивать, а я изучал их приемы.
«Выходит, я утонул. – Дунк опять попытался сесть, но сил не было. – Утонул в ручье, который мне и до шеи-то не доставал». Он засмеялся и тут же застонал.
– Что сир Лукас?
– Мертв. Вы в этом сомневались?
Дунк сомневался во многом, но только не в этом. Он помнил, как обмяк Длинный Дюйм на дне.
– Эг, яйцо. Где он?
– Это хорошо, что вам хочется есть, но сон вам сейчас нужнее.
– Эг – мой оруженосец…
– Вот как? Храбрый паренек и сильный, хотя с виду не скажешь. Это он вытащил вас из ручья, и помог снять с вас доспехи, и доехал с вами в повозке до самого замка. Здесь он не сомкнул глаз и сидел рядом с вами с вашим мечом на коленях, опасаясь, как бы кто-нибудь вас не обидел. Даже ко мне он относился с подозрением и заставлял пробовать все лекарства, которые я вам давал. Странный мальчик, но преданный.
– Где он теперь?
– Сир Юстас попросил его прислуживать на свадебном пиру. Больше людей Осгри в замке нет, и отказать было никак нельзя.
– Свадебный пир?
– Конечно, откуда же вам знать. После вашего поединка Оплот и Холодный Ров помирились. Леди Роанна попросила у сира Юстаса разрешения навестить могилу Аддама, и он позволил. Он преклонила колени у ежевичника и расплакалась, и он был так тронут, что стал ее утешать. Они проговорили всю ночь, вспоминая Аддама и лорда Вимана – ведь отец миледи и сир Юстас были закадычными друзьями до самого мятежа. Нынче утром наш добрый септон Сефтон сочетал его милость и миледи браком. Теперь Юстас Осгри – лорд Холодного Рва, и его клетчатый лев развевается на всех стенах и башнях наряду с пауком.
Мир вокруг Дунка начал медленно вращаться. «Это из-за питья. Он меня усыпил». Он закрыл глаза, и боль покинула его тело. Он слышал перебранку воронов, собственное дыхание и еще какой-то шум – мерный, тяжелый, странно успокаивающий.
– Что это за звук? – пробормотал он сонно.
– Это? Да просто дождь.
* * *
Он увидел ее только в день отъезда.
– Это безумие, сир, – причитал септон Сефтон, пока Дунк ковылял через двор, опираясь на костыль и покачивая ногой в лубке. – Мейстер Серрик говорит, что вы еще и наполовину не поправились, а тут еще этот дождь… вы простынете, раз уж утонуть вам не суждено. Дождитесь хотя бы хорошей погоды.
– Может, он теперь годами лить будет. – Дунк был благодарен толстяку – тот навещал его почти ежедневно и молился только для порядка, посвящая прочее время разным историям и сплетням. Дунк привык к его веселому обществу и живому, образному языку, но это ничего не меняло. – Мне надо ехать.
Дождь все это время хлестал их тысячью серых плетей. Он уже насквозь промочил плащ, подаренный сиром Юстасом, с отделкой из золотых и зеленых шахматных клеток. На прощание сир Юстас прямо-таки навязал его Дунку. «За ваше мужество, сир, и вашу верную службу». Плащ на плече скрепляла пряжка, тоже дареная – паук из слоновой кости, с серебряными ногами и россыпью дробленых гранатов на спине.
– Надеюсь, вам не придет в голову охотиться за Беннисом, – продолжал септон. – Вы так побиты, что вам лучше ни с кем не ссориться.
Беннис, проклятый Беннис. Пока Дунк дрался на середине ручья, он связал Сэма с женой, ограбил Оплот дочиста и сбежал с кучей свечей, одежды, оружия, с серебряной чашей Осгри и горсткой монет, которую старик прятал у себя в горнице за полуистлевшим гобеленом. Дунк надеялся, что когда-нибудь еще встретится с сиром Беннисом Бурый Щит.
– Беннис подождет.
– Куда же вы собираетесь? – Септон пыхтел, не поспевая даже за хромающим Дунком.
– На Светлый остров. В Харренхолл. На Трезубец. Межи есть повсюду. Мне, к примеру, всегда хотелось взглянуть на Стену.
– На Стену?! Вы меня ужасаете, сир Дункан! – Септон застыл под дождем посреди двора, простирая руки. – Молитесь, сир, чтобы Старица озарила ваш путь! – Дунк, не слушая, ковылял дальше.
Она ждала его на конюшне, рядом с желтыми кипами сена, в зеленом, как лето, платье. Перекинутая на грудь коса опускалась ниже бедра.
– Приятно снова видеть вас на ногах, сир Дункан.
«Как будто ты видела меня лежачим», – подумал он, а вслух спросил:
– Что привело вас сюда, миледи? Для прогулки верхом денек сыроват.
– То же самое и к вам относится.
– Это Эг вам сказал? – «Получит в ухо, паршивец».
– Хорошо, что сказал, иначе бы я послала людей вернуть вас. Жестоко убегать вот так, потихоньку, даже не попрощавшись.
Она ни разу не пришла навестить его, пока он лежал у мейстера Серрика.
– Зеленое вам к лицу, миледи. Оно делает ваши глаза еще ярче. – Он неловко переступил с ноги на ногу, опираясь на костыль. – Я пришел за своим конем.
– Вам нет нужды уезжать. Место для вас есть – можете стать капитаном моей стражи, когда поправитесь. А Эг будет жить вместе с другими оруженосцами, и никто не узнает, кто он.
– Благодарю вас, миледи, но нет. – Дунк потащился к Грому, стоявшему в дальнем деннике.
– Подумайте хорошенько, сир. Времена нынче опасные даже для драконов и их друзей. Останьтесь хотя бы до полного выздоровления. – Роанна шла рядом с ним. – И сиру Юстасу будет приятно. Он очень вас любит.
– Любит, – согласился Дунк. – Будь его дочь жива, он выдал бы ее за меня, а вы были бы моей леди-матерью. У меня ведь никогда не было матери, даже без «леди».
Какой-то миг ему казалось, что леди Роанна сейчас снова закатит ему оплеуху. Или костыль вышибет, чего доброго.
– Вы сердитесь на меня, сир, – сказала она вместо этого. – И вправе требовать возмещения.
– Вы могли бы помочь мне оседлать Грома.
– У меня на уме нечто другое. – Она взяла его за руку своей, веснушчатой, с тонкими сильными пальцами. «Бьюсь об заклад, она вся в веснушках». – Вы понимаете толк в конях?
– У меня есть один.
– Старый, пригодный только для битвы, неповоротливый и злобный. Не такой, чтобы на нем путешествовать.