— До сей поры они не врали.
— Разве это гарантия?
— Ничто не может быть гарантией, дружище. Но разве от нас требуется особое доверие? Щиты остаются на месте, и мы в любом случае ничего больше не можем придумать.
— Ты собираешься всерьёз рисковать своей жизнью?
— Если бы в первый раз… Успокойся, Тархеб. Уговор был таков: бой не до смерти и по возможности без кровопролития. Да, понимаю, ты им не веришь. Но какой у нас выбор? И разве мой долг не в том, чтобы всеми силами защищать свою землю и своих людей? Если есть только такой способ, значит, именно его и следует использовать.
— Мы можем подтянуть резервы, а также поручим чародеям форсировать исследования.
— Ты смешной. И то, и то надо делать в любом случае.
— Я просто растерян. Прошу у милорда прощение. Эти поединки могут быть хитрой попыткой лишить Серт нашего лорда.
— Может быть, так. А может, и не так. Да и не столь уж просто меня убрать. Я хорошо дерусь.
— Милорд, я…
— Оставим, Тархеб. Ты ж меня знаешь. И сам видишь, что я уже принял решение. И вот ещё что. Насчёт магов — пусть их никто не гонит трудиться больше и делать быстрее. Работа без еды и сна не даст лучшего результата. Наоборот. Мне нужно, чтоб они соображали. Ты сообщил в столицы о случившемся?
— Да. Хотя это и не наша обязанность, но сообщение передано по каналу экстренной связи.
— Оттуда что-нибудь ответили?
— «Принято».
— Ну конечно. Запроси флот Восточного канала, пусть сообщат, что там у них.
— Уже. У них спокойно. Корабли патрулируют побережье в прежнем режиме. Никаких чрезвычайных происшествий или атак. Господин Яромер приказал подтянуть вспомогательные орудия и поставить их на берегах, наиболее удобных для форсирования. Работы с каналом продолжаются, в некоторых местах его расширяют и даже углубляют. Господин Яромер просит дополнительной провизии и энергии.
— Дать! Дать всё, что потребует!
— Будет сделано.
— И передай ему мой приказ быть осторожнее. Пусть бережёт себя. Пусть не лезет на рожон!
— Слушаюсь.
— Молодец, Тархеб. Я тобой доволен.
Его жёсткое лицо и на миг не дрогнуло, но такое всегда приятно слышать. Особенно имперцу-военнослужащему и особенно от своего лорда. Иначе и смысла-то нет жить жизнью, где долг заслоняет всё. Иначе надо избирать другой жребий.
Я очень кстати вспомнил о собственном долге. Поэтому, стащив доспехи, лишь парадным плащом пометив себя, чтоб можно было узнать издалека, отправился в обход укреплений. Солдатам ведь многое и не требовалось: похлопать по плечу, задать вопрос о настроении, спросить о нуждах, попробовать кашу из полевой кухни… Вкусная, кстати. Или это я устал и неприлично проголодался? Может, и так.
Куда больше меня заинтересовало то, как солдаты реагировали на меня. Да, они вскакивали мест, приветствовали, делали стойку «смирно», салютовали и всё такое… Но делать это можно очень по-разному. Во взглядах большинства я читал то, чего, к примеру, западноевропейские сеньоры не удостаивались почти никогда — восторг и даже отчасти обожание. Я определённо вызываю у них позитивные чувства, а это здорово.
Вот только с чего бы? Идёт война, и моя воля принуждает их рисковать своими жизнями, защищая моё достояние. Допустим, не только моё, и война — дело житейское, но важно ли это в глазах потенциального смертника? А раньше я был (и в дальнейшем, конечно, буду) тем, кто взимал с каждого налог на себя, а также долю императору. Нет сомнений, налоги тоже дело житейское, они бывают всегда и везде, однако их всё равно платить не особо приятно. И тот, кому они платятся, всегда будет запятнан этим фактом.
Что ж, сомнение можно разрешить самым простым и прямым способом — например, спросить Аканша. Он-то к подобным вопросам с моей стороны давно привык и, что более ценно — ответит правду.
— Конечно, ты им нравишься, — рассмеялся мой друг. — Ты умеешь завоёвывать солдатские сердца. Вечно снуёшь по передовой, во всё суёшься — не в обиду тебе будь сказано — лихачишь, лезешь в бой. Устав нарушаешь. Воображение простых бесхитростных парней не может устоять перед таким геройским безрассудством. Да что уж там… Конечно, солдат будет уважать командира, который, чтоб спасти его простонародную шкуру, храбро лезет в сражение против чужой магии. Чего ж ты ожидал?
— Получается, я правильно себя веду.
— Ну… Пожалуй. Ты окончательно завоевал признание своих людей, это верно. Ещё б если взял побольше жён — совсем было б хорошо. А то тебя подозревают, что ты втайне по чужим жёнам гуляешь, потому так и тихаришься со своими любовными похождениями.
— О как!
— Искренне советую тебе — заведи хотя бы ещё одну или двух. Или возьми парочку любовниц — неважно, какое у них будет происхождение. Твоей репутации это пойдёт только на пользу.
— Ладно, подумаю.
— Поверь мне, было бы хорошо. Ну и, кроме того, если аккуратно выберешь преемника, и твой сын продолжит славную традицию достойной, честной, справедливой жизни, династия Серт пустит на севере крепкие, надёжные корни. И повиновение твоим потомкам уже обретёт здесь силу хорошей традиции, а не только закона.
— Да, вопрос преемника… Я и сам им озабочен. Если б только Лёшка не женился на Кареое! Но он женился, и приходится выбирать из числа последующих сыновей. Сложное это дело.
Аканш посмотрел на меня проницательно.
— У тебя проблемы с Яромером?
— С обоими близнецами. Вроде ведь были неглупые ребята, показывали себя толковыми. Но гонор, гонор! И если б только он. Они не годятся. Может быть, Серёга подойдёт… Либо же буду ждать, во что вырастут Егор и младшие.
— Тебе торопиться некуда. Ты ещё так молод.
— Думаешь?
— Милорд! — окликнул меня посыльный. Подбежал, отдал поклон, как положено, но бумагу не вручил. Значит, известие на словах. — Ледяной замок открывает южные ворота.
— Опа! Что за новость! Кто прибыл? — Я сразу подумал об Аштии. Конечно, едва ли она уже успела узнать новости, собраться и за пару часов покрыть огромное расстояние от имперских столиц до моей северной резиденции. Но ведь у неё изумительное военное чутьё. Может, она уже давно догадалась, что срочно нужна здесь? Да, её я очень хотел бы увидеть, именно к её опыту обратиться.
— Это её светлость супруга милорда. Леди Моресна Серт.
Я обнял жену ещё во дворе, хотя по имперским меркам это считалось почти что неприличным. Она дрожала у меня в руках, как пойманная бабочка, и тихонько дышала в плечо. От неё исходил слабый аромат луговых цветов, разнежившихся в уютно-тёплом мраке ночи. Я оглаживал её плечи и спину под расшитым покрывалом и понимал, как соскучился. Господи, какая она родная!