— Даша ещё совсем ребёнок.
— Он к ней не прикоснётся, пока девочке не исполнится четырнадцать.
— У вас считают, что четырнадцать — подходящий возраст для того, чтоб начинать супружескую жизнь?
— У всех девушек взросление начинается в разное время. Конечно, ничего не произойдёт, если девочка будет против. Всё обязательно и только по согласию. Я уверена в своём сыне. Он воспитан как положено.
— Да я, собственно, и не сомневался в этом. Просто, как мне кажется, девочке стоит жить у нас, пока она не вырастет.
— Ей следует жить со своим мужем, чтоб они начали привыкать друг к другу, чтоб между ними возникла дружба. — Женщина посмотрела внимательно, испытующе. — Это ведь самое главное в первом браке: крепкая дружба, общность интересов, общий язык — обязательно, иначе не получится прочной семьи… Да, я понимаю. Баш на баш. Требовать от тебя большего доверия, чем покажу сама, я не могу. Пусть мой сын поживёт с твоей дочерью в твоей крепости, пока будет готов их северный дом. Пусть и он привыкнет к здешним традициям. Как твой собственный сын будет жить у меня в доме, в моём родном мире. Надеюсь, вы тоже планируете долго, долго взаимодействовать, строить общение, налаживать отношения? — Она сверлила меня взглядом.
Эта женщина хоть и играет в игру «мы давние друзья и союзники, мы давно уже поладили, между нами не осталось недомолвок», в действительности является таким же политиком, как и Аштия. Под её дружеской открытостью и мягкими интонациями — жёсткость государственного деятеля. Эта способна между делом вытянуть из меня что угодно. Вернее, попытаться. Потому что я и сам не промах. Её интересует искренность наших намерений? Меня тоже.
— Тебе ведь известно, что именно мы собираемся делать. Разве я отдал бы вам своих детей, если б собирался искать изъяны в вашей обороне?
— Да, я знаю. То, что вы предложили эти браки, стало для нас самым главным доказательством вашей искренности. Ни одна мать никогда не отдаст своих детей, если будет предполагать опасность для них. Я знаю, твоя жена искренна, и ты тоже. Я вижу ваше доверие.
— А ты?
— Я ведь тоже отдаю тебе сына. Разве это не доказательство моей прямоты?
— Самым главным доказательством станет наша дальнейшая мирная жизнь. Я очень рассчитываю на обретение общих интересов и общего языка. На доброе соседство. На дружеский обмен знаниями, на торговлю.
— Всё так и есть. Почему бы нам действительно не жить в мире? Есть многое, чему мы могли бы научить друг друга, верно?
— А вы захотите поделиться знаниями? Если мы поделимся в свою очередь?
— У вас очень много того, что нам необходимо. Что изменит нашу жизнь, даст нам больше возможностей. Конечно, мы захотим делиться. Возможно, не сразу и не всем, — помолчав, добавила женщина. — Как и вы сами. Мы должны сперва научиться доверять друг другу. Продемонстрировать наши добрые намерения.
Я усмехнулся с горчинкой. Хотелось наговорить всякого, но отсутствие уверенности, что всё мною сказанное будет воспринято благожелательно, запечатало уста. Мы так мало знаем друг о друге, приходится быть очень осторожными. Вон Аштия, у которой, очевидно, не получилось с ходу найти с главой клана общий язык (обычное дело, могут же два случайных человека на пустом месте проникнуться друг к другу антипатией, например!), избегает сколько-нибудь долгого и серьёзного разговора. Так, любезно обменивается репликами, и всё. И те из нас, кому кочевники не по душе, следят за собой вдвойне.
— Так, может быть, ты сразу расскажешь мне, что именно с вашей точки зрения ни в коем случае делать нельзя? Что для вас — чудовищный поступок, что может нас ненароком поссорить? Ты ведь понимаешь, мы представители разных цивилизаций, мы живём по-разному, у нас очень разные традиции…
— Конечно, я понимаю. Мы все это понимаем. И я рада, что ты меня спрашиваешь. Мы ведь осознаём, что вы совсем другие, чем мы. Мы будем снисходительны. Что же касается действительно критичных поступков… Наши люди никогда не поймут насилия над женщиной. И бессмысленного уничтожения лесов, или там лугов…
— Позволь догадаюсь — разрушения любой естественной экосистемы. Я верно тебя понял?
— Разрушения чего? — она напряглась, должно быть, вдумываясь в ту информацию, которую ей предоставила занятая у нас магия. — Да, да, ты верно понял. Очень простое и ёмкое понятие. Странно, что у нас в языке нет точного его подобия.
— О, в здешнем языке точное подобие я тоже искал долго и безуспешно. Это были слова на моём родном зыке.
— Уважаю мир, из которого ты пришёл. Наверное, мы потому и поняли друг друга так легко, причём именно мы с тобой, ведь твоя исходная культура очень близка к нашей.
— В определённой степени, если можно так выразиться… Ну да. В чём-то. — Я поморщился. Бессмысленное враньё, однако сейчас оно всем нам может помочь. — Значит, женщина и природа. Есть что-то ещё?
— Поля. Чужие поля нельзя выжигать, чужие сады вырубать, топтать и уничтожать огороды. Мы уважаем чужой труд. Мы старались не трогать поля и огороды твоих людей.
— Да, знаю, вы предпочли забирать уже собранный урожай, — не удержался и съязвил я. Может быть, стоило удержаться? Но вылетевшие слова уже живут своей жизнью. Фиговый из меня дипломат, сразу видно.
Женщина развела руками.
— Это была война. У нас так положено — брать можно только треть от имеющегося, поля не топтать, крестьян не рубить. Допускаю, что в каких-то ситуациях мои люди могли взять больше, чем полагается. Это бывает, всегда бывает. Я готова поговорить о компенсации за такие случаи. Тем более, раз мы теперь в родстве. Что скажешь?
— В качестве компенсации я с удовольствием принял бы кое-какие ваши магические знания.
— Не считаешь, что цена получается слишком высокой? — Она проговорила это с улыбкой, очень корректно. Но стена поставлена несокрушимая, сразу видно. Кочевники справедливо ценят свои магические знания, тут нам их не обдурить. Наши дипломаты уже успели это понять. Потому-то торги и продолжаются.
Ладно.
— Пожалуй. А что насчёт готовой магической схемы? Не знания о том, как можно её построить, а саму её, в пользование? Это адекватная цена?
— Что именно тебя может интересовать?
— Магический портал, который позволит перейти из одного мира в другой, а потом обратно. Через какое-то время. Ведь ваши чародеи это могут, так ведь?
Покачивая бокал в тонких длинных пальцах, Мэириман обдумывала то ли мои слова, то ли свои мысли.
— Да, наши чародеи на многое способны. Интересно, что ты назначаешь вот такую цену. Хочешь получить возможность свободно входить в наш мир?
— Нет. Меня интересует не ваш родной мир.
— Не наш? Какой же?
— Так вы можете? Вы согласны?
— Ну разумеется! — Она широко улыбнулась. — Если речь о каком-то другом человеческом мире, то я, конечно, согласна. Мои маги придут к тебе после второй свадьбы, и ты сможешь всё обсудить сразу с ними. Я распоряжусь, чтоб они постарались для тебя.