Отдельные персоны – отдельная история.
Будь Н'доли персонажем дешевой мелодрамы, голос за кадром сказал бы: «Знакомство с Марком Тумидусом перевернуло всю жизнь нашей героини…» Ох уж этот голос! Как часто он изрекает пошлые истины, всякий раз попадая пальцем в небо. Знакомство с Марком мало что изменило в жизни и душе Н'доли Шанвури. Голос добавил бы: «Страсть, вспыхнувшая в сердце пылкой вудуни…» – и снова бы, черт его дери, промахнулся. Страсть? – ничего подобного. Страсть, любовь, чувство, объяснявшее все – нет, ерунда. Н'доли плохо понимала, как назвать это. Просто она чаще, чем следовало бы, вспоминала взрывного мальчишку: курсанта, исключенного из училища из-за нее.
Ненавидя Помпилию, она казнила себя за чужую сломанную судьбу. Тот факт, что в противном случае Марк Тумидус стал бы офицером абордажной пехоты, поставляя родине пленников – будущих рабов, никак не влиял на угрызения совести. Они жили отдельно: факт и угрызения, словно бездетные супруги после развода. Они никогда не встречались. Если кто-то хочет логики и безупречных мотиваций, то Н'доли Шанвури – неподходящий объект.
– Да, я волк. Хорошо, волчонок. Виноват ли я в этом?
– Перестань вертеться. Ты чуть не сбросил меня на пол. Между прочим, твой любимый дядя прекрасно нашел выход из положения…
– Потерять себя?! Всей расе отказаться от того, что является нашей сутью? Придется вам терпеть нас такими, какие мы есть. Если есть претензии – вперед, в суд!
– Лучше в гроб…
– Куда?!
– В твой гадский «гроб». Рискну помыться, даже если мне доведется свернуть шею. Уймись, волчонок! Ненавижу обобщения в постели. Мы, мы, мы – я словно с целой империей переспала…
А может быть, жизнь Н'доли рванула под откос тогда, когда отец напился, что нормально, и сболтнул лишнего, что ненормально и даже противоестественно.
– Твой-то, – сказал Папа Лусэро. – В Крови твой-то…
И добавил:
– Вытащим – привезу тебе в подарок. Сыграете в зверя с двумя спинками…
Сперва Н'доли не поняла. В крови? Кто? Но отец снял очки, подмигнул слепым глазом, и Н'доли вопреки всякой логике догадалась, о ком идет речь. Волчонок в крови?! Примерещилась красная, дурно пахнущая лужа, в которой лежал умирающий Марк. Это ты виновата, сказал голос за кадром. Он шел не из глубин подсознания, а из живота: низкая, утробная вибрация. Конечно, ты. Мальчишка на твоей совести. Чувство вины обострилось до бритвенной хищности, полоснуло крест-накрест, и лишь потом до Н'доли дошло, что Кровь – не поток плазмы и взвешенных в ней клеток, а некая малоприятная местность.
– Где он? – вудуни вцепилась в отца. – Что с ним?!
Вытрясти из Папы Лусэро удалось немногое. Карлик и сам был не рад, что развязал язык. О Марке он узнал от полковника Тумидуса: в числе предположительно выживших после гибели корабля, ушедшего в Кровь, фигурировал племянник полковника. Сам полковник о Крови узнал от Папы Лусэро, а Папа – от Рахили Коэн. Но если по правде, никто толком ничего не знает. Плюнув на причинно-следственную связь, утонувшую в сбивчивом, пьяном монологе отца, Н'доли терзала Папу Лусэро до тех пор, пока не выяснила: коллант полковника отправляется в спасательную экспедицию.
– Новый коллант, – сказал карлик, прежде чем заснуть. – С миру по нитке. Какой дурак туда полетит доброй волей…
Утром Папа заявил, что пошутил.
– Отведи меня к полковнику, – велела Н'доли.
– Пьяный бред, – возразил Папа Лусэро. – В первый раз, что ли?
– Буду пробоваться, – ответила дочь.
– Куда?
– Это я виновата.
Все сошлось. Судьба, комплекс вины, ненависть, фобии, совесть, память – дикий, оглушающий коктейль. Под ножом хирурга-модификатора рассудок превратился в безрассудство. Есть поступки, о которых потом будешь жалеть. Если, конечно, доживешь до какого-нибудь «потом». Зная, что жизнь коротка, начинай жалеть прямо сейчас.
– Я. Виновата. Понимаешь?
– Выпей чаю, детка. Чаю с малиной, и все пройдет.
– Ананси, – впервые за много лет Н'доли назвала отца семейным, вернее, родовым прозвищем, – брось свои дурацкие штучки. Ты что, не видишь, что я боюсь? Меня трясет от страха, а тут еще ты…
– Я ничего не вижу, – буркнул карлик. – Я слепой.
Он тронул дочь за рукав:
– Собирайся, пойдем.
Чудеса, как женщины, опаздывают на свидания. Это чудо опоздало на пять лет. Н'доли вышла в большое тело с первой попытки, словно и не было прошлых неудач. По возвращении с орбиты полковник Тумидус кивнул без особого энтузиазма: мол, сойдет. Полковнику для стабильности требовался седьмой член колланта, а добровольцы не спешили штурмовать Тумидуса, предлагая свои услуги. Тем же днем Н'доли уехала в «Грядущее», втайне опасаясь упрямства начальства. Меньше всего ей хотелось объясняться с координатором Умслой. От новых впечатлений кружилась голова, все вокруг казалось нереальным, плотским, слишком вещественным, чтобы быть правдой. Откровенно говоря, Н'доли подозревала, что начни она приводить доводы, искать аргументы – и страх победит. Превратится в панику, швырнет назад, в привычное, уютное, будто домашние тапки, существование. К ее радости, координатор Умсла без возражений подписал заявление на отпуск. Похоже, Умслу предупредили: сиди тихо! Н'доли попрощалась с координатором и вышла из кабинета. В холле ее ждал майомберо Зикимо. Н'доли не сразу узнала Зикимо: вместо знаменитого халата на «орангутане» был черный траурный костюм. Молчаливый, как на похоронах, Зикимо смотрел на вудуни слезящимся взглядом брошенной собаки.
– Всего доброго, коллега, – кивнула Н'доли.
Зикимо втянул голову в плечи.
– Я скоро вернусь. Не скучайте!
– Вернитесь, – попросил Зикимо. – Пожалуйста.
Если бы кто-то, имея определенный жизненный опыт, напомнил дочери Папы Лусэро ее властность в отношениях с Марком, желание играть первую роль, делать выбор и принимать решение, а потом сказал бы, что поведение молодой вудуни меньше всего похоже на порыв влюбленной женщины, что скорее это материнский инстинкт или действия командира, чей боец по вине командования угодил в ловушку…
Нет, Н'доли не поверила бы.
* * *
– Что там? – с раздражением спросила госпожа Зеро.
Все время, пока легат излагал те жалкие крохи информации, которые ему удалось выяснить у Папы Лусэро и взбалмошной дочери антиса, лысый разговаривал по коммуникатору. Разговор шел «в одни ворота»: лысый слушал и мрачнел с каждым услышанным словом.
– Рабы, – доложил он. – Рабы вашего сына, господин Тумидус.
Лысый вытер пот:
– Мне звонили из «Нумэрга». У них нештатная ситуация.
I