Джекоб сунул руку в сверток с волосами принца. Как пить дать, его пальцы пропахнут лосьоном после бритья, которым прыскается Луи. Соображение не из приятных. Он сжал в кулаке пепельные кудри. Луи был лишь в отдаленном родстве с Гуисмундом, так что волосы его, видимо, подействуют как очень тихо, почти шепотом произнесенный пароль, но это была единственная надежда, что ворота не встретят их враждебно.

Джекоб не удивился бы, если бы ворота растопили ему кожу на пальцах. Народ рассказывал, что из железа выплавлялись чудовища, и мертвые тела вокруг вполне эту версию подтверждали. Но едва он протянул руку, как блистающий металл на воротах разошелся трещиной, будто кожа перезревшего плода. Ворота разделились на два крыла, на которых, словно железные почки, проклюнулись и стали расти набалдашники ручек. Они принимали форму волчьих голов, и Джекоб ощутил ветер, повеявший по раскаленному металлу, в то время как в пастях на остроконечных мордах отрастали зубы, так что в конце концов ворота снова засияли холодным серым цветом.

Ни к чему тебе кудри принца.

Что это было? Ложь с целью погубить его, чтобы он стал еще одним растерзанным трупом у ворот? Да какое это имеет значение…

Он обменялся взглядами с Лиской.

Жажда охоты. Только ли охота их соединяла, или здесь было нечто большее?

Она улыбнулась. Бесстрашно. Но у Джекоба перед глазами все еще стоял белый страх, которым он поил ее в комнате Синей Бороды. За прошедшие месяцы они уже доподлинно изучили, к чему приводит это их бесстрашие.

Он обхватил обеими руками волчьи головы и приготовился собрать остатки сил, чтобы сдвинуть тяжелое железо ворот… Но ворота поддались без сопротивления, со вздохом, похожим на тот предсмертный хрип, что сорвался с позолоченных губ головы Гуисмунда.

Их встретили потоки ледяного воздуха и столь непроницаемая темнота, что первые несколько шагов Джекоб брел вслепую. Лиска схватила его за рукав и вела, пока глаза его не привыкли к мраку. В зале, куда они вошли, не было ничего, кроме колонн, поддерживавших потолок, который терялся во тьме над головой. От шагов между высоких стен заметалось эхо – так вспугнутые птицы бестолково мечутся в поисках пути наружу.

Лиска оглядывалась кругом, как будто искала чего-то, но вдруг тишину прорвал плач ребенка. К нему присоединился женский крик, голоса спорящих мужчин…

– Стой на месте! – шепотом велел Джекоб Лиске.

Голоса сделались тише, словно удаляясь, но их можно еще будет слышать на протяжении нескольких часов, пока они окончательно не замолкнут. Чары шагов. Волшебство черных чародеев. Каждый шаг пробудит к жизни уснувшее прошлое: слова, какие в этом дворце когда-либо прошептали, произнесли, прокричали. И не только слова. Боль, гнев, отчаяние, безумие. Всякое чувство примет свой облик. Темнота вокруг соткана из мрачных нитей. Надо вести себя тихо, чтобы в этих нитях не задохнуться.

Джекоб разглядел во тьме три коридора. Насколько он мог разобрать, они ничем друг от друга не отличались. Он вынул из кармана желтоватые свечи, которые дал ему с собой Валиант. К помощи подобных свечей они с Лиской уже прибегали в других местах, когда приходилось разойтись в разные стороны. Если задуть одну свечу, вторая тут же погаснет. Лиска вынула из кармана спички. Потом она молча взяла горящую свечу у Джекоба из рук. Голоса сделались отчетливее, как только зал наполнился отзвуком их шагов по каменным плитам. Большинство ведьм, чью кровь и колдовскую силу Гуисмунд похитил, он сгноил в темницах этого дворца. Женские крики раздавались так громко, что Лиске каждый шаг давался с трудом. Она в последний раз оглянулась на Джекоба, и свет ее свечи исчез в одном из коридоров. Она выбрала средний.

Налево или направо, Джекоб?

Он свернул влево.

60. Подходящая кожа

У одного из проповедников была свежая рана от меча. Неррон пристрелил его прежде, чем тот успел грязными пальцами вывести на его коже свое безумное послание. Другой дотронулся до водяного, но Омбре это, видимо, мало обеспокоило. Может быть, он считал, что людское безумие его не берет. Даже водяному скоро стало ясно, что следы, по которым они шли, принадлежали отнюдь не Луи, но он шел не оборачиваясь. Дворец, возвышавшийся над руинами, был весьма заманчивой целью.

Он напомнил Неррону укрепления, которые много лет назад возвел гоильский клан Лунного Камня против Ониксов. Позже Кмен приспособил их под тюрьмы, так как они располагались очень глубоко под землей.

Сумасшедшие оборванцы были единственной опасностью, какая им повстречалась на пустынных улицах, и большинство из них водяной расстрелял играючи, словно глиняных голубей. Казалось, колдовство Истребителя Ведьм тоже пообветшало за все эти столетия, как и его город. Омбре смущали окаменевшие лица, торчавшие повсюду из стен, но Неррона они оставляли безучастным – они лишь доказывали, что мягкокожие не так уж далеки от его племени.

Когда они подошли к лестнице, взмывавшей ввысь, ко дворцу, то увидели следы Бесшабашного и лисицы – темные растопленные пятна на заснеженных ступенях. Снег шел все сильнее, и каждое прикосновение крошечных ледяных кристаллов к каменной коже казалось Неррону уколом. Он ненавидел холод и на долю секунды вдруг так затосковал о теплых недрах земли, что ему сделалось худо. Водяной же, напротив, не говоря ни слова, от души растер себе снегом пересохшую чешую, прежде чем начать подъем.

Вид, ожидавший их на самом верху лестницы, доказывал, что истории о брошенном дворце и его Железных воротах были не просто плодом фантазии какого-нибудь поэта. Обуглившиеся и растерзанные мертвые тела превращали их в реальность, но Неррон не обнаружил среди трупов ни Бесшабашного, ни лисицы.

Где они? Следы на заснеженной площадке позволяли сделать только один вывод: конкуренты уже во дворце.

Черт.

Но как это им удалось?

Железо начало плавиться, едва Неррон приблизился к воротам. Омбре успел оттащить его назад, когда из металла высунулась пасть. Морды, когти. Ворота просыпались к жизни. Выгибались зубчатые хребты; покрытые чешуей лапы, красные, как огненная лава, выпускали когти из железа.

Водяной, споткнувшись, повалился на мертвецов.

Но Гуисмунд не ожидал охотников за сокровищами, оснащенных каменной кожей. В его времена гоилы на земле слыли лишь мрачной сказкой.

Против когтей Неррон носил знаменитую куртку из ящеричной кожи, которая спасла жизнь Кмену и Хентцау на Кровавой Свадьбе, а мачете из нефрита, отшлифованное им у гоильского кузнеца специально для Железных ворот, провело по шеям и лапам так, будто чудища на Гуисмундовых воротах были сделаны из кипящего воска. Неррон бил и колол, пока его одежда не заскорузла от застывшего на холоде железа. Бесшабашного среди мертвых не было, значит, имелся путь внутрь! Он рассек на две половинки морду, прежде чем пасть захлопнулась вокруг его головы, отсек лапы, выпустившие дюжину острых, как иглы, когтей. Бесшабашного среди мертвых не было. Внутрь имелся путь!