За все это время они не произнесли ни слова, только с шумом втягивали в себя воздух. Им навстречу попалась полицейская машина, ехавшая на большой скорости. Через несколько минут они увидели на берегу залива огни Уэстгемптона.
— Думаю, это взорвался самолет, — наконец произнесла Джилл.
— Возможно… Впрочем, это могла быть и пиротехническая ракета, которую запустили с какой-нибудь барки, — пробормотал Бад. — Фейерверк, знаешь ли, и все такое…
— Пиротехнические ракеты так не взрываются. И в воде не горят. — Она пристально на него посмотрела и добавила: — Что-то очень большое взорвалось высоко в воздухе и рухнуло в океан. Это был самолет, Бад.
Он не ответил.
— Возможно, нам следует вернуться, — сказала Джилл.
— Это еще зачем?
— А затем, что люди, может быть, выжили. Хотя бы какая-то часть. В самолетах есть спасательные жилеты, надувные плоты… Вдруг им нужна наша помощь?
Бад покачал головой.
— Даже если это был самолет, после взрыва от него остались одни обломки. К тому же все произошло на высоте более двух миль. — Бад опять покачал головой и добавил: — На пляже сейчас копы. И им наша помощь не нужна.
Джилл промолчала.
Бад свернул на мост, который вел к деревушке Уэстгемптон-Бич. До отеля, где они сняли номер, оставалось каких-нибудь пять минут езды.
Некоторое время Джилл упорно о чем-то думала, потом сказала:
— А ведь это была боевая ракета — тот огненный столб, который мы видели…
Бад промолчал.
— Похоже на то, что кто-то выпустил с воды боевую ракету, которая и сбила этот самолет, — продолжала развивать свою мысль Джилл.
— Что бы там ни произошло, мы узнаем обо всем в вечерних «Новостях», — сказал Бад.
Джилл посмотрела на заднее сиденье, где лежала видеокамера, и заметила, что она все еще работает, записывая их разговор.
Протянув руку, она взяла камеру с сиденья, перемотала пленку и, нажав на кнопку воспроизведения, с минуту просматривала запись.
Бад бросил на нее быстрый взгляд, но ничего не сказал.
Джилл нажала на кнопку «пауза» и произнесла:
— Я все видела. Наша видеокамера записала весь этот кошмар.
Она еще раз просмотрела пленку, перематывая ее то вперед, то назад.
— Притормози, Бад, и взгляни на это, — попросила Джилл.
Бад продолжал вести машину на прежней скорости.
Джилл положила видеокамеру на колени и сказала:
— Говорю тебе, на пленке видно все: старт ракеты, взрыв, падающие обломки…
— Неужели? А что еще там можно рассмотреть?
— Нас.
— Вот именно. Так что сотри эту запись.
— Не стану.
— Повторяю, Джилл, сотри запись.
— Хорошо… Только сначала мы еще раз ее просмотрим — в отеле. Потом и сотрем.
— Я не хочу ее видеть. Сотри ее. Сейчас же.
— Но ведь это улика, Бад. Кто-то должен это посмотреть.
— Ты с ума сошла? Как можно показывать посторонним людям запись, где мы трахаемся?
Джилл промолчала.
Бад похлопал ее по руке и сказал:
— Ладно. Так и быть. Прокрутим нашу запись в отеле. И посмотрим «Новости» — узнаем, что есть у телевизионщиков по этому делу. А потом решим, как быть с пленкой. О'кей?
Она молча кивнула в ответ.
Бад заметил, с какой силой она прижимала к себе видеокамеру. Джилл Уинслоу, он знал, относилась к типу женщин, способных на смелые поступки. Другими словами, она вполне могла передать следствию пленку, не думая о том, что это повредит ей лично. И ему, кстати сказать, тоже. Бад, правда, надеялся, что, внимательнее рассмотрев ту откровенную запись, которую они сделали, она изменит свое мнение. Ну а если нет… Что ж, тогда ему придется применить силу. Сказал он, однако, совсем другое:
— У летчиков есть такая штука… Как же она называется? «Черный ящик» — вот как. Он записывает все, что происходит на борту самолета. Когда его найдут, он расскажет о том, что случилось, больше, чем можем сообщить мы или сделанная нами запись. Этот «черный ящик» лучше любой видеокамеры.
Она ничего не ответила.
Бад подкатил к парковочной площадке «Бейвью-отеля», нажал на тормоз и сказал:
— Мы даже не знаем наверняка, самолет ли это был.
Джилл вышла из «эксплорера» и зашагала к отелю, помахивая на ходу зажатой в руке видеокамерой.
Бад выключил зажигание и последовал за ней. «Что-то мне не хочется гореть ярким пламенем, — подумал он, — как тот самолет».
Заговоры — это не теория,
Это преступление.
(Имя автора устанавливается)
Тайны любят все, за исключением полиции, поскольку тайна, оставшаяся неразгаданной, представляет угрозу для профессиональной карьеры полицейского.
Кто убил Джона Кеннеди? Кто похитил ребенка Линдбергов? Почему от меня ушла первая жена? Я не знаю. Этими делами я вплотную не занимался.
Я — Джон Кори, в прошлом детектив из отдела убийств Департамента полиции Нью-Йорка, а ныне агент Особого антитеррористического соединения. Переход в антитеррористическое соединение можно смело назвать вторым актом одноактной вообще-то жизни.
Вот вам, пожалуйста, еще одна загадка: что случилось с рейсом № 800 авиакомпании «Транс уорлд эйрлайнз»? Этим делом я тоже не занимался, но им занималась моя вторая жена в июле 1996 года, когда самолет этой компании — огромный «Боинг-747», следовавший рейсом № 800 в Париж, — взорвался над Атлантическим побережьем в районе Лонг-Айленда, отправив на тот свет двести тридцать человек, находившихся у него на борту.
Мою вторую жену зовут Кейт Мэйфилд. Она агент ФБР, а также работает на ОАС, где мы, собственно, и познакомились. Вряд ли на свете найдется много людей, которые могут похвастать тем, что сблизились благодаря арабским террористам.
Я вел свой пожирающий в огромном количестве бензин, политически некорректный восьмицилиндровый джип «Гранд-Чероки» по шоссе Лонг-Айленд-экспрессвей. Рядом со мной сидела моя вышеупомянутая вторая и, надеюсь, последняя жена Кейт Мэйфилд, из профессиональных соображений сохранившая после брака свою девичью фамилию. Исходя из тех же профессиональных соображений она предложила мне при необходимости называться ее фамилией, поскольку моя собственная в силу ряда обстоятельств, связанных с ОАС, пользуется недоброй славой в определенных кругах.
Мы живем на 72-й Восточной улице Манхэттена. Там я жил и со своей первой женой Робин. По специальности Кейт, как и Робин, юрист. Сторонний наблюдатель, психоаналитик в особенности, может заявить о наличии у меня сложного комплекса любви-ненависти по отношению к закону вообще и служительницам закона в частности, но мои друзья говорят, что мне просто нравится трахать сотрудниц правоохранительных органов. Что до меня, то я называю это случайным совпадением. Вы же можете думать по этому поводу все, что вам заблагорассудится.