– Тогда казалось нормальным. Все, что мы делали, говорили и думали, соответствовало ситуации. А то, что ты называешь нормальным человеческим поведением, тогда казалось абсурдным. Сидеть целый день на мосту и стараться ухлопать комми гораздо лучше, чем нести дежурство в джунглях. Это естественно. Ты не согласна?
– Думаю, что я способна это понять.
– Хотя, оглядываясь назад, готов согласиться, что это было немного странно, – признался я.
Мы причалили к противоположному берегу и снова забрались в машину. Лок сел за руль, и мы продолжили путь на запад – к холмам и маячившим вдалеке горам.
Скорость не превышала пятидесяти километров в час. Такими темпами мы доберемся до долины Ашау только через час, и то если дорога не станет хуже.
Даже здесь, на всхолмленной местности, вьетнамцы умудрялись выращивать рис, перегородив поля дамбами и построив водяные колеса. Казалось, что провинция процветала. Во всяком случае, жила лучше, чем я помнил.
Нам попался городок Бинхбьен – последний населенный пункт на дороге. Дальше простиралось то, что в былые времена мы называли индейской территорией. Шоссе пошло на подъем, и вскоре мы оказались среди покрытых красными суглинками и низкорослыми кустарниками холмов.
– Нам приходилось окапываться каждый вечер, – сказал я. – Мы выбирали самый крутой склон с наилучшим сектором обстрела. Маленькой саперной лопаткой этот суглинок приходилось скоблить часами. Получалась мелкая лунка для спанья. Но если ночью на нас нападали, она служила огневой точкой. Ямка напоминала неглубокую могилу. И иногда превращалась в настоящую могилу. Мы ставили по периметру лагеря осветительные патроны и кинжальные мины. Эти мины подрывались ручным электрогенератором, который был связан проводом с детонатором, и, как гигантское ружье, выстреливали на сотни футов вперед сотни шариков. Эффективное оборонительное оружие – если бы не оно, многие из нас не смогли бы заснуть весь свой год во Вьетнаме.
Сьюзан кивнула.
Дорога стала петлять между склонами, и растительность поредела. Шоссе пересекал горный ручеек, и я легко себе представил, что в сезон дождей он разливался так, что делал этот путь непроходимым.
– Это единственная дорога в долину Ашау, – сказал я Сьюзан. – Но американцы никогда по ней не ездили – опасались засад. Мы летали на вертолетах и перебрасывали все, что надо, по воздуху.
Даже терновник почти исчез – мы забирались все выше. Похолодало, на склоны наползали облака, с земли поднимался туман. Мистер Лок оказался хорошим водителем и неплохо справлялся со своим делом. Вот уже двадцать километров мы не встречали ни машины, ни человека.
– Никогда так далеко не забиралась в глубинку, – призналась Сьюзан. – Надо сказать, здесь довольно жутко.
– Как на другой планете. Совершенно не похоже на прибрежные районы. Здесь обитают горцы.
– Кто они такие?
– Различные племена, но вслед за французами мы их всех называем Montagnards.
– Теперь надо говорить "этнические меньшинства" или "туземцы". Так политкорректно.
– Они горцы. Это значит – обитатели гор. Им традиционно нравятся американцы, и они ненавидят этнических вьетов – любых: и северных и южных. Мы вооружали их до зубов, но вся штука состояла в том, чтобы заставить их убивать только северян и вьетконговцев, а не наших союзников из южновьетнамской армии. Мне кажется, их девиз был: "Хороший вьетнамец – мертвый вьетнамец". Ты когда-нибудь слышала о FULRO?
Шофер обернулся, и мы встретились с ним глазами. Теперь этот идиот напишет в отчете, что я приехал возглавить подрывную деятельность горских племен.
– Видела фотографии в музее... – начала Сьюзан.
– И я тоже.
Она задумалась.
– Сколько здесь живу, ни разу не видела горца.
– Даже в "Ку-баре"?
Она проигнорировала мой сарказм.
– Они... они ведут себя дружелюбно?
– Раньше вели. Надо сказать, если с ними общается не вьетнамец, они довольно приятные люди. Не лучше ли тебе причесаться как-нибудь иначе?
Я заметил, что мистер Лок смотрит на нас в зеркальце заднего вида. Он явно понимал, о чем мы болтали. И ему не понравился разговор о FULRO, горцах и их ненависти к вьетнамцам.
Мы достигли пика перевала и начали спуск. Дорога оставалась такой же узкой и, петляя, временами исчезала в тумане и дымке. И мы не видели раскинувшуюся впереди долину Ашау.
– Смотри, Пол. – Сьюзан показала на приютившуюся на обрыве построенную на сваях бревенчатую хижину под соломенной крышей. – Это дом горца?
– Похоже.
Когда мы приблизились метров на сто к этому вигваму, из него вышла троица – мужчины с длинными волосами и в накидках, которые были больше похожи на цветные одеяла. У двоих в руках были "АК-47", а у третьего – американская "М-16". Мое сердце екнуло, и судя по всему, сердце мистера Лока тоже, потому что он резко ударил по тормозам.
Шофер смотрел на вооруженных людей в пятидесяти метрах от нас и что-то говорил Сьюзан.
– Он считает, что это бако или бахи, – перевела она. – Им не разрешено носить оружие. Но они охотятся с автоматами, и правительство ничего не может с этим поделать.
Это была хорошая новость. Мне понравилась мысль, что этих вооруженных людей не способно контролировать правительство. Только бы они не забыли, что им симпатичны американцы.
Горцы смотрели на нас сверху вниз, но не двигались. И я решил показать им, что только шофер вьетнамец. Я встал на сиденье, помахал рукой и крикнул:
– Привет! Я вернулся!
Горцы переглянулись и посмотрели на меня.
– Я из Вашингтона! – продолжал я. – Приехал вам помочь!
– Хочешь, чтобы нас перестреляли? – испугалась Сьюзан.
– Они нас любят.
Горцы взмахнули оружием. Я повернулся к водителю и сказал по-английски:
– Все хорошо. Они разрешают нам ехать. – И опустился на сиденье.
Лок включил передачу.
– Бесподобно, – прошептала Сьюзан. – Надо было их снять.
– Если бы ты попыталась их сфотографировать, они бы оторвали тебе голову и запихнули в объектив, – ответил я.
– Не идиотничай.
– А хочешь, я тебе расскажу, что они делали с северовьетнамскими солдатами? Сдирали с живых кожу. Резали на куски острыми как бритвы ножами и скармливали своим собакам. Каждый раз, когда горцы ловили пленного, их собаки бесились от предвкушения угощения. Большинство солдат предпочитали наложить на себя руки, чем попасться горцам.
– Господи...
– Я никогда не видел самого действия, но видел последствия. И ничего – не свихнулся.
Сьюзан промолчала.
А мистер Лок обернулся, и в его взгляде не было ничего доброго.