Однако мужики, наоборот, отстали, и Басарга, попетляв с четверть часа между неогороженными дворами, распугивая кур, невольно дразня собак и ругая себя за излишнюю мнительность, выбрался обратно на широкую приречную улицу.
Смерды были здесь. Но теперь уже не четверо, а десятка полтора. Они откровенно пялились на опричника, переговариваясь:
– Этот? Да он, точно он! Как тебя видел. Вестимо, он, не первый раз приезжает…
Басарга ускорил шаг – мужики следом. С ближайших переулков подтягивались еще горожане, и толпа быстро выросла до полусотни чем-то недовольных холмогорцев. Боярин, поглядывая в стороны, высмотрел две близко стоящие поленницы, напротив них остановился, повернулся навстречу толпе и спросил:
– Чего вам надобно, люд холмогорский?
– Бей нехристя!!! – завизжал кто-то бабьим голосом, и мужики всей толпой ринулись вперед.
– Да что б вам… – Басарга выхватил саблю, рубанул воздух перед собой. Смерды отпрянули, стали охватывать полукругом. Боярин попятился, еще раз взмахнув саблей, отступил в просвет между поленницами, прикрывая спину.
– Бей его, бей! – подзуживало уже несколько голосов. Толпа качнулась вперед, отпрянула, снова попыталась дотянуться, но режущая воздух шелестящая сталь отпугивала смердов. Но тут кто-то догадался: – На вилы его! В вилы!
По спине опричника пополз неприятный холодок.
– Бунтовать вздумали?! – рыкнул он, нарисовал клинком «мельницу», пошел вперед. Толпа отпрянула, обтекла, попыталась зайти сзади – и Басарга поспешил отступить обратно в укрытие.
Больше всего боярин сейчас мечтал о щите: большом и круглом, из легкого тополя. Увы, на поясе имелся только косарь. И если толпа догадается кидать в него поленья – забьют моментально, от них саблей не отмахнешься. К счастью, холмогорцы предпочли деревенское оружие – толпа пропустила вперед несколько тощих, как на подбор, смердов, выставивших деревянные вилы с остро заточенными кончиками.
– Сдохни, нехристь! – Мужики ринулись вперед, все разом.
И именно так, сразу все, сдвинул вилы влево от себя Басарга, обратным движением рубанул по лицам. Достать, понятно, не достал, но отпугнул, двое со страху даже вилы бросили. Боярин с готовностью подхватил ближние, вскинул выше, ударил концом рукояти в горло одного «вильщика», пригрозил саблей другому, парировал удар третьего, угостил тычком в колено – и тот, завыв, повалился. Смерды позорно бежали, дав ему небольшую передышку, но по ту сторону улицы вовсю раскачивался забор. Как понял подьячий – двинцы выдергивали из земли колья.
– Вот проклятье… – Басарга отбросил уже попользованые вилы и поднял другие, потяжелее.
– Бей нехристя!!! – Собравшись в толпу и громко вопя для храбрости, холмогорские мужики ринулись на него, пихаясь из-за тесноты локтями и мешая друг другу. Опричник резко выдохнул, выставив вперед клинок и рукоять вил, встретил первые колья крестом, саданул оголовьем сабли по чьим-то пальцам, толкнул рукоять кончиком в висок, откачнулся вправо. Колья, сразу несколько штук, ударили в землю, он попытался в ответ рубануть по животам – но пропустил невесть откуда удар в глаз, откачнулся, махнул саблей наугад, скользнул влево, отбил еще удар колом в голову, но пропустил по плечу, опять откачнулся – уже невольно. Получилось удачно: кол разметал край поленницы, а Басарга ответным взмахом вил расплющил мужику нос, ткнул в солнечное сплетение другого.
Толпа опять отпрянула, зашевелилась, выпуская новых бойцов, снова ринулась вперед – и опричник снова начал отмахиваться и уворачиваться от кольев, иногда удачно, иногда не очень, а время от времени даже проводя ответные тычки и удары. Увы, только вилами – сабля не доставала.
– А-а-а!!!
Басарга поднял голову на крик, но сделать ничего не успел. Прыгнувший с поленницы паренек упал ему на голову, закрывая лицо и опрокидывая на спину. Опричник нахаленка отшвырнул, откатился, потеряв и саблю, и вилы, получил удары в живот и по плечу. В ответ, ступней под колено, сбил кого-то с ног, попытался вскочить сам – но два жестоких, до посыпавшихся из глаз искр, удара снова скинули его на землю, и смерды начали было пинать его ногами.
– А ну, прочь! – Сверху мелькнуло тело, всей массой врезаясь в холмогорцев, вынуждая их отступить. – Назад!
Басарга, пользуясь мгновением безопасности, вскочил, подхватил с земли кол. Мельком глянул на спасителя:
– Потап?
– Бей нехристей!
Опричник прижался спиной к спине своего недавнего подследственного, перехватил кол двумя руками:
– Ну, подходи, у кого голова лишняя!
Горожане, убедившись в ловкости и мастерстве подьячего, не спешили.
– За что хоть бьют, боярин?
– Понятия не имею!
– За что бьете, православные?! – громко спросил варзужец.
– Этот нехристь московский игумена соловецкого, Филиппа нашего, на казнь к царю увез!
– Чего? – Басарга на миг замер, потом бросил кол и заорал: – Да вы чего, ополумели, православные?! Какая казнь?! Царь Филиппа вашего митрополитом поставил!
– Куда-куда поставил? – переспросили передние холмогорцы, не спеша, однако, бить безоружного.
– В митрополиты!
– Когда? Куда?
– Ну-ка, Потап, подсоби… – Опричник забрался на поленницу и оттуда закричал: – Слушай меня, люд православный! Вот, крест видите? – Он вытянул из-под рубашки нательный крестик и поцеловал его, потом осенил себя крестным знамением: – Вот, на кресте перед вами клянусь, ровно месяц тому назад государь наш Иоанн Васильевич игумена соловецкого митрополитом всей церкви православной поставил! Вот прямо сейчас он есть митрополит!!! И над Москвой, и над вами митрополит!
– А-а-а!!! Любо Филиппу-игумену! – загудела, завыла, подобно урагану, толпа. – Любо государю Иоанну! Любо боярину!!!
Поняв, что бить его больше не будут, опричник спустился с поленницы – толпа качнулась к жертве, сграбастала десятками рук, втащила в себя, швырнула вверх:
– Любо! Любо боярину! Любо Филиппу! – Рядом кидали в воздух и вовсе невинного Потапа Рябуна. – Любо государю! Любо Филиппу!
Натешившись с добычей, толпа понесла их по улице к постоялому двору, затащила в кабак. Вскоре в тесноте и веселье на столе появились несколько бочонков хмельного – всего подряд, что только было в погребе:
– Выпей, боярин! – наперебой предлагали двинцы. – Не держи зла! За Филиппа выпей!
– За Иоанна, – упрямо отвечал Басарга. Но его, похоже, никто не слушал.
С улицы послышался колокольный перезвон: город праздновал великое событие, и веселье скоро утекло из кабака наружу. Здесь стало поспокойнее, и опричник, приходя в себя, выпил подряд два ковша меда, отер губы, кивнул рыбаку:
– Благодарствую, Рябун. Ты мне сегодня живот сохранил.
– Долг платежом красен, боярин. Ты нас у царя отмолил, я тебя выручил.