– Пожалуй, нам удастся на время сдержать натиск прессы, – предположил Айк. – Уже четверо наших лучших сценаристов работают над сюжетом, в котором Дин Ламаар предстанет не столько злобным террористом, сколько сбитой с толку жертвой. Конечно, название «Только правда и ничего, кроме правды» нашему сценарию не подойдет, но нельзя же имидж портить. Если мы пойдем на полное разоблачение, компания попросту развалится, а значит, Дин и его приятели добьются-таки своего.
– Я одобряю ваше желание сохранить лицо, – сказал Черч, – но не забывайте: на мне пищевая цепочка не заканчивается – есть люди и повыше, и вам придется с ними беседовать.
– Я полностью отдаю себе в этом отчет, – ответствовал Айк. И, чтобы не быть голословным, позвонил главному человеку в упомянутой цепочке – президенту Соединенных Штатов. Тот, в свою очередь, – главе ФБР, и глава согласился: да, в интересах государства не стоит раскрывать деталей преступления, поскольку это может разрушить одну из крупнейших корпораций Америки, что пагубно повлияет на национальную экономику. Не прошло и часа, как об официальной позиции ФБР узнал Гэрет Черч.
– Очень интересно, – заметил Терри, – особенно по сравнению с тем, как я пять месяцев не мог выяснить, откуда у меня на кредитке переплата в двести долларов.
Пресс-конференцию назначили на два часа дня, чтобы поспеть к шестичасовым вечерним «Новостям» на востоке страны – в них была заявлена прямая трансляция. Мы с Терри по приказу шефа полиции Лос-Анджелеса тоже сидели у микрофонов, рядом с Гэретом Черчем и Айком Роузом.
Черч толкнул вступительное слово. Когда он сообщил, что Дин Ламаар до недавнего времени был живехонек, журналисты выпучили глаза. Когда Черч заявил, что Ламаар участвовал в планировании терактов, у журналистов чуть крышу не сорвало – даже несмотря на то, что Черч не упомянул о ведущей роли Ламаара, бедолаги вопили, как стая сопливых фанаток при виде Брэда Питта. Черч не стал вдаваться в подробности ведения следствия, справедливо полагая, что это моя прерогатива.
Айк официально заверил американский народ, что «Ламаар энтерпрайзис» в самом ближайшем будущем станет лучше – и больше – прежнего. Айк выразил благодарности: властям – за оперативную поимку преступников; клиентам – за поддержку и понимание; президенту – за объявление раскрытия дела «Ламаар» первоочередной общегосударственной задачей. Цветистые фразы сыпались из Айка как из рога изобилия – кажется, не осталось ни одной организации, не удостоившейся уверений в бесконечной признательности от главного управляющего «Ламаар энтерпрайзис». В конце концов Терри не выдержал и шепнул:
– Будь это церемония вручения «Оскара», рекламу дали бы еще пять минут назад.
Айк заявил, что компания заработает в обычном режиме уже завтра утром и с радостью распахнет двери для всех сотрудников, уволившихся из-за известных обстоятельств, причем пропущенные рабочие дни не будут вычтены из их зарплаты. «Фэмилиленд» откроется в ближайшую субботу. Для первых ста тысяч посетителей вход будет бесплатный.
– И вот еще что, – продолжал Роуз. – Наши акции сильно упали в цене, потому что инвесторы не знали, насколько пагубно на компанию повлияют известные события. Теперь, когда все испытания позади, смею заверить всех наших акционеров: никогда еще перспективы «Ламаар энтерпрайзис» не были столь радужными. Мы снова сделаем «Ламаар энтерпрайзис» великой компанией, а чтобы не быть голословным, я завтра же, как только откроется Фондовая биржа, куплю наших акций на сумму один миллион долларов. Все менеджеры высшего звена, прошедшие вместе со мной ужасы последних недель, также купят акций на сумму как минимум двести тысяч долларов каждый.
Не припомню, чтобы у журналистов было принято аплодировать во время пресс-конференций, и не могу сказать, то ли данная пресс-конференция явилась исключением, то ли данная группа журналистов решила нарушить традицию.
Лейтенант Килкуллен ждал нашего возвращения с пресс-конференции. Вместе с ним ждала незнакомая нам женщина пяти футов двух дюймов ростом, чуть больше тридцати лет от роду, с минимумом косметики и в брючном костюме без намека на изюминку.
– Отличная работа, парни, – похвалил Килкуллен. – Рад представить вам Шэннон Трош. Шеф поимеет меня раскаленной кочергой, если слава полиции Лос-Анджелеса в деле «Ламаар» будет хоть на йоту тусклее славы ФБР. Шэннон – ваш личный журналист. Она возьмет у вас интервью и вообще оформит все в лучшем виде.
Я пожал маленькую руку.
– Неужели нам действительно нужен журналист?
– Вам, может, и не нужен, – парировала Шэннон, – а вот департаменту полиции просто необходим. У нас и так пустых статей выше крыши. Я не один год ждала появления полицейских-героев. – Шэннон приблизилась к Терри и заглянула в лицо: – Я слышала, во время взрыва вас изрешетило мелкими осколками?
– Да, но я могу замаскировать шрамы тональным кремом, – отвечал Терри.
Шэннон рассмеялась:
– Нет уж, не надо. Больше шрамов, хороших и разных – они положительно влияют на тиражи.
– В таком случае завтра побреюсь армейским ножом, – пообещал Терри.
Следующий час прошел за интервью. Шэннон сказала, что надо потренироваться перед завтрашним днем.
Назавтра она заехала за нами в четыре утра. Мы прибыли на телестудию, где в прямом эфире оживленно побеседовали с Кэти Курик в шоу «Сегодня» – специально для уже проснувшихся жителей Восточного побережья. Без пятнадцати пять мы не менее оживленно побеседовали с Дайаной Сойер в шоу «Доброе утро, Америка». Терри проявлял нездешнее мужество.
Затем последовал шквал интервью для газет и радио. А в пятницу дело приняло совсем уж серьезный оборот – нас пригласили в шоу «Сегодня вечером».
Продюсеры сообщили, что Джей Лено будет брать у нас интервью с подобающим случаю достоинством.
– Впрочем, Джей ведь комик, так что не обижайтесь, если он станет искать повода посмешить публику.
Лено был великолепен.
– Итак, ребята, теперь, когда вы выиграли Суперкубок по раскрытию убийств, – произнес он, и мы напряглись, – вы, наверно, на радостях отправитесь в Диснейуорлд.
Съемочная группа выдала ожидаемый взрыв смеха.
И все же против нашего Терри и Джей Лено – слабак. На вопрос о том, как развивались события после взрыва, изранившего Терри лицо, последний ответил:
– Меня доставили в больницу. Лежу я на каталке, и вот входит доктор. «Не волнуйтесь, – говорит, – я один из лучших пластических хирургов в Лос-Анджелесе и работал со звездами первой величины». – «Это с кем же конкретно?» – спрашиваю. А он отвечает: «С Вупи Голдберг». И тогда я его застрелил.
Вот тут-то и раздался гомерический хохот съемочной группы.
Запись закончилась в шесть вечера, и мы с Дайаной поехали к Большому Джиму – ужинать и смотреть шоу.
После ужина Фрэнки спросил, нельзя ли нам поговорить наедине. Мы пошли в кабинет Большого Джима, расположенный в дальнем конце беспорядочного дома. Стены там были обшиты дешевыми сосновыми панелями, отсылавшими посетителя в добрые пятидесятые. Пол покрывали разномастные куски ковролина, не нашедшие применения в других комнатах. «Все равно у меня башмаки вечно грязные, так какой смысл тратиться на хороший ковер?» – объяснял Джим.