– Нет, с такой скоростью скорее бегают за петухом, чтобы уговорить его оплодотворить курицу. Сколько дней в ней зреет яйцо? – спросил Рус.
– Я не знаю, – ответила Яна, обмахиваясь картиной, как веером.
Словно услышав зов их урчащих от голода желудков, в комнату вкатилась тележка с едой. Заметив Яну с Рустемом сидящими на полу, молодой человек замер на месте, испуганно хлопая ресницами.
– Можно?
– Да, да, ждем-с! – пригласила его Яна.
Рустем поднялся с пола и расплатился. А Яне пришла в голову умная мысль.
– Молодой человек, посмотрите, пожалуйста, на эту картину, – повернула она к нему творение Олеси.
– Ну? – вылупился тот.
– Посмотрите внимательно. Может, напоминает что-то? Какой-нибудь знакомый пейзаж? Знакомый дом? Ну же! Соберитесь! Вы же местный житель, а это делал местный художник.
Парень внимательно посмотрел на пейзаж, поняв, что от него требуется, и честно ответил:
– Нет, таких домов, такой речки здесь поблизости нет.
– Ты хорошо посмотрел? – спросил Рустем.
– Очень хорошо, я живу здесь с рождения, и все в округе хорошо знаю, – ответил официант, откланялся и тут же испарился со своими пятьюстами рублями.
Яна ползком добралась до тележки и приподняла накрахмаленное полотенце.
– Что Бог послал? – спросил Рустем.
– Особо не забалуешь, – сразу же остудила его пыл Яна. – Две булочки, два порционных кусочка масла, два, нет, четыре тоненьких кусочка ветчины, омлет, браво! Мы угадали, и два йогурта, – перечислила Яна.
– Сойдет, – откликнулся Рустем.
Друзья присели за деревянный столик и стали поглощать завтрак. Яна не отрывалась от картины, роняла еду на колени, но ее это не волновало нисколько.
– Ты с ума сойдешь, прекрати смотреть, ничего там нет, – жуя, сказал он.
– И все-таки… надежда умирает последней.
– Не может быть в такой картине глубинного ребуса, все должно лежать на поверхности, чтобы мы догадались, – возразил Рустем.
– Если Шимякин проверял, а он не дурак, значит, она должна была как-то завуалировать… Знаешь, о чем я подумала? – внезапно спросила Яна.
– О чем?
– Текст не зашифрован, – начала перечислять она.
– Нет.
– В картине никаких словесных зашифровок нет, как ни смотри.
– Нет, – согласился Рустем.
– Значит, надо искать в чем-то другом.
– Какая же ты упрямая! В чем?
– В красках, – сказала Яна, хрустя бутербродом. – Она могла сказать что-то красками.
– С этого момента поподробнее.
– Вот дом наверху, который выделен…
– Ну?
– Почему у него желтая крыша? – спросила Яна.
– Почему?
– А это намек. Желтая крыша, желтый дом, что?
– Сумасшедший дом?
– Точно! А вот посмотри на речку, видишь?
– Что? – не понял Рустем.
– Четыре рыбки, просвечивающие сквозь воду! – пояснила Яна.
– Теперь вижу, – проглотил еду он.
– Четыре? Тебе ничего не говорит это число?
– Четыре жены.
– Точно! А видишь, что с одной рыбкой?
– Она красная.
– Точно! Красная! Символ крови! Она страдает, она мучается! И она – рыба! Она не может сказать! Она надеется на нас!
Яна закончила свое импульсивное выступление и ждала критики. Но ее не последовало.
– Ты – гений! – сказал Рустем.
– Серьезно? – осторожно поинтересовалась она.
– Как никогда!
– Так ты веришь мне?
– Ты так четко подметила все это по цветам. Эта кровавая рыба, желтый дом… Теперь и я все это вижу. Заканчиваем завтрак, я заедаю все таблетками, и мы едем…
Яна кинулась к нему на шею и поцеловала.
– Пока не скажем Владимиру? – поинтересовался он.
– У него сейчас серьезное расследование двойного убийства, не будем отвлекать его красными рыбками, пока не все проверили, – ответила Яна.
Рустем поднял местный телефон и попросил вызвать такси.
– Извините, но следователь пока запретил уезжать, – промямлил женский голос на том конце трубки.
– А мы не уезжаем, мы совершаем прогулку, – успокоил ее Рустем, доставая флакон с таблетками, и, не считая их, проглотил горсть.
– В принципе я готов, – обернулся он к Яне.
Яна успела переодеться в ярко-красные бриджи и розовую футболку. На ноги она надела сабо из лакированной кожи бирюзового цвета, никак не подходящие по цвету к ее наряду, но прихватила сумочку такого же цвета.
Рустем выглядел, как всегда, скромно и со вкусом – черные джинсы и белоснежная фирменная рубашка. Такси, поданное к гостевому дому, представляло из себя девятую модель «Жигулей», по периметру покрытую ржавчиной и грязью проселочных дорог.
– Куда едем, молодые люди? – спросил у них шофер – мужичок лет пятидесяти, с загорелой кожей и фактически лысой головой.
– В местный сумасшедший дом, – ответила Яна.
Мужичок почесал затылок.
– Почему-то я не удивлен, – попытался пошутить он.
– Вот и славно! Тогда вперед! – серьезно ответила Яна, не реагируя на местный юмор.
– Подождите, дайте подумать… у нас не так уж и близко этот дом-то… Куда же у нас психов-то отвозят?
– Вы не знаете? – почти с угрозой в голосе спросила Яна.
– Я вспоминаю… кажется, знаю.
– Так кажется или знаете?
– Все! Знаю! Что вы кипятитесь? Хотя я замолкаю, вы едете в специфическое место.
– Мы не сумасшедшие! – гордо заявила Яна, располагаясь на заднем сиденье.
– Верю, – не очень уверенно ответил водитель и завел мотор, дождавшись, чтобы Рустем тоже занял место в машине.
– Сколько нам ехать? – спросил он.
– Минут тридцать, – ответил водитель и завел вечные «Черные глаза» в своей аудиосистеме.
Яна внимательно посмотрела в черные глаза напротив и спросила:
– Рустем, а что мы там скажем?
– Я, кстати, думаю над этим вопросом, и ничего умного в голову пока не идет. Спросить, есть ли там родственники Олеси? Самое глупое! Нам никто ничего не скажет, заведения такого типа закрыты, а мы даже не знаем ее фамилии.
Яна смотрела в окно на проносящиеся мимо поля с работающими людьми.