– Инна! – Смеловский прижал руку к сердцу. – Ты же знаешь, для тебя – что угодно!
– Что угодно не надо, спасибо, – привычно отказалась я.
Макс ухлестывает за мной со студенческой скамьи.
– Ты пробей для меня один номерочек.
Я посмотрела на Алку, и она достала из сумочки заранее приготовленную бумажку. На нее мы вчера торопливо списали номер, с которого Лизоньке прислали пугающие снимки.
– Я знаю, тебе не откажут, у тебя ведь душевные отношения с оператором сотовой связи.
– Душевно-денежные, – уточнил Смеловский. – Откатываем, да, что греха таить… Давай свой номер, сделаю.
Мы распрощались, довольные друг другом, кофе и пончиками.
– Теперь в офис? – спросила Алка.
– Теперь в офис, – согласилась я. – Надеюсь, что у нас там все тихо-спокойно, и мы сможем подумать, что делать дальше.
Талантливые люди талантливы во всем, а Казимира Кузнецова не зря считали гениальным дизайнером.
Кошмары, которые снились Зяме этой ночью, восходили к вершинам искусства и даже искусств, потому что объединяли в одном порыве творчество Сальвадора Дали, Альфреда Хичкока, Стивена Кинга и группы «Раммштайн». Краткий пересказ одного лишь эпизода сошел бы за синопсис полновесного ужастика, способного стать бестселлером, и, если бы Зяма этим утром мог рассуждать здраво, он записал бы свой сон для мамули, которая заработала бы на этом кучу денег.
Но Зяма всю ночь боролся с плохими снами, призывая сон добрый, глубокий, формата «без задних ног».
В ходе этой затяжной битвы он пересчитал три миллиона восемьсот тысяч овец, многих из которых запомнил в лицо, и выпил два стакана теплого молока с медом, полную кружку горячего отвара ромашки, тридцать капель валерьянки, сто пятьдесят граммов коньяка, столовую ложку сиропа «Новопассит» и таблетку элениума. Все это подействовало как-то сразу, в результате чего уже под утро Зяма впал в спячку, из которой ненадолго вышел только во второй половине дня, да и то в туалет: принятые им снотворные средства выясняли, кто сильнее, уже в кишечнике.
На обратном пути из клозета прямо в ухо ему ударил истошный вопль телефонного звонка, но Зяма даже не поморщился. Акустический удар бесследно растворился в вязком, как домашний кисель, тумане, заполнившем его черепную коробку. Зяма обрушился в постель, твердо намереваясь побить рекорд Рип Вап Винкля, имевшего редкое счастье проспать двадцать лет.
Прошли годы. Телефон все звонил. Наконец его сменил оглушительный крик, проигнорировать который было чуточку труднее, чем трубы Страшного Суда.
– Зя-а-ама! Зя-а-а-амка! – распевалась в прихожей бабуля. – Тебя к телефо-о-о-ону!
Крещендо пароходной сирены внезапно оборвалось, но спустя мгновение мажорно грянуло Зяме в ухо:
– Встава-а-а-а-а-а-а-ай!
– Господи! – вскинулся конкурент Рип Ван Винкля.
– Нет, это пока только я, – довольным голосом протрубила бабуля. – Возьми уже трубку, малыш, я устала отвечать на звонки твоих подруг. В моем возрасте не к телефону бегать, а в гробу лежать!
Зяма, однозначно понявший одно только слово «лежать», спрятал голову под подушку, но бабуля стянула с «малыша» одеяло и бесцеремонно шлепнула его по заду, обтянутому высокохудожественными трусами с модным принтом, убедительно изображающим розовую голую попку.
– Встава-а-а-а-ай!
Знакомая до боли в ягодицах ситуация вернула Зяму в реальность с погрешностью примерно в двадцать пять лет. Он снова почувствовал себя бесправным школьником и прохныкал:
– Еще минуточку…
– Казимир Кузнецов! По-дъем! – рявкнула железная старая леди, и Зяма покорно встал, покачиваясь и бурча:
– Понятно, почему папуля не вырос выше полковника – в доме уже был один генерал!
– Иди, малыш, иди, – подпихивая внука ладошками и коленкой, бабуля вытолкала его в прихожую, подвела к телефону и дала в руку трубку. – Скажи тете «алле»!
– Алле, – послушно сказал малыш.
– Казимир? – уточнила какая-то тетя.
– Да, – лаконично ответил Зяма, экономя силы.
– Казимир, я хочу с вами встретиться…
– Нет, – сказал Казимир, который хотел встретиться только с подушкой.
– Но это очень важно, Казимир, вы не пожалеете!
Зяма повесил трубку и побрел к себе.
– А-а-а-а-а-а-а! – протестующе заорал телефон.
– Зяма, сними трубку! – покричала из глубин квартиры бабуля.
С тем же самым успехом она могла взывать из недр земли: никакие тектонические слои не заглушили бы звук такой силы.
Зяма развернулся и снова взял трубку:
– Алле.
– Казимир Кузнецов?
– Да.
– Казимир, вы пожалеете!
– Вы уж определитесь, пожалуйста, – мучительно зевнув, попросил Зяма. – Пожалею или не пожалею?
– Очень пожалеете!
– Ладно, – согласился Зяма, у которого не было сил на споры. – Когда и где?
– В восемь вечера в парке Горького, у лодочной станции.
– Договорились, до свиданья, – он повесил трубку.
Очередной телефонный звонок настиг его на ближних подступах к кровати.
– Я убью тебя, лодочник! – с чувством произнес Зяма и рысью вернулся к телефону, не дожидаясь команды бабули. – Алле! Казимир! Что еще?!
– Казимир, нам все-таки необходимо встретиться…
– Парк Горького, лодочная станция, двадцать ноль-ноль! У вас склероз?! – время вежливости закончилось.
– Почему?
– По кочану!
Зяма бросил трубку, сделал зверское лицо и с корнем вырвал телефонный провод.
– Кстати, о кочанах! – воззвала из недр бабуля. – Папа потушил морскую капусту, ты не хочешь?
– Единственное, что я хочу потушить – это свет! – проорал в ответ раздерганный Зяма. – Я ложусь спать, и не трогайте меня, а то все пожалеете!
Он с грохотом захлопнул дверь своей комнаты и с вызовом подпер ее изнутри массивным противотанковым креслом.
Тихо шаркая тапками, бабуля подобралась под дверь и послушала. Из комнаты внука доносился храп, в тоне которого угадывалась невысказанная детская обида. Старушка покачала головой, вернулась в гостиную и сказала невестке, невозмутимо читающей книжку:
– Басенька, что-то Зямочка нервный стал, может, ему валерьяночки попить или ромашки?
– Мама, он взрослый парень, какие травки? – с великолепным спокойствием ответила ей знаменитая писательница Бася Кузнецова, бестрепетной рукой переворачивая страницу жутчайшего ужастика. – Свежий воздух, спорт, режим – вот что ему нужно. И мальчик это сам прекрасно знает, вы же слышали, он собирается вечером в парк, чтобы кататься на лодке!