Горохов вопросительно посмотрел на Шефа. Тот снова склонился и пошептал ему на ухо.

– Вы, милые барышни, сестра господина Кузнецова и его подруга, не так ли?

Я с облегчением вздохнула. Было бы много хуже, если бы Горохов сказал: «Вы, милые барышни, авантюристки и шантажистки, не так ли?»

– Все верно. А вы кто? – подала голос Трошкина.

– А я клиент господина Кузнецова и мне нужно обсудить с ним мой заказ, – приятно улыбнулся Максим Петрович.

– И не соврал же, гад! – отметил мой внутренний голос. – Однако хитрый.

– Скажите, пожалуйста, как я могу встретиться с Казимиром Борисовичем? Где он находится? У меня к нему важное дело, которое не терпит отлагательства.

– Мы и сами не знаем, тоже ищем его, – ответила я – и тоже не соврала.

– Он не ночует ни дома, ни у меня, – Трошкина покраснела. – В последний раз мы были вместе в торговом центре, откуда он исчез без объяснений.

Я обратила внимание, что Гамаюн с Петряем занервничали.

– С тех пор мы Зяму не видели, ничего о нем не слышали и очень за него беспокоимся, – закончила Алка и трогательно похлопала ресничками.

– Он не звонил вам?

– Нет, ни разу.

Я не сразу поняла, что знак, который сделал Шеф, означал приказ вывернуть наши карманы, и испугалась только тогда, когда вспомнила: в моем телефоне сим-карта Лизоньки!

– Штирлиц понял: это провал! – горестно ахнул мой внутренний голос.

Максим Петрович невозмутимо изучил телефончик Трошкиной и взялся за мой. Я закрыла глаза.

Сейчас он откроет журнал входящих и исходящих вызовов, увидит в первой же строке имя «Максик», сопоставит время и поймет, что утренняя шантажистка «Верочка» – это я.

И тогда закончится моя молодая жизнь в ближайшем водоеме – бандиты Горохова, похоже, специализируются на утопленниках. Хотя могут и тут придушить, не отходя, так сказать, от кухни.

Где-то далеко-далеко – возможно, в небесах? – тихо скрипнуло. Распахнулось, должно быть, окошко, чтобы принять наши с Трошкиной светлые души…

– Осторожнее, не разбе… – вякнул и затих где-то в зале беспокойный метрдотель.

Свежим ветром повеяло из открывшегося в поднебесье окошка. Я зажмурилась крепче и почувствовала, что возношусь…

А спустя мгновение чувствительно приложилась боком о плиточный пол, опомнилась, распахнула глаза и снова зажмурилась, увидев совсем близко камуфляжной расцветки штанину и армейский башмак, вопреки всем банкетным традициям поданный к столу в панировке тонкой французской пудры. Заглушая разноголосые вопли, опрокинулся стол, грохнул выстрел, зазвенело стекло, и на меня посыпались осколки. С ловкостью правнучки кубанского пластуна проползла в направлении выхода Трошкина, пролетел надо мной кто-то большой и не очень похожий на ангела, потому что без крыльев, зато с автоматом. Со стуком захлопнулось оконце в небесах, с матерной руганью сцепились на полу Гамаюн и мужик в мешковатом плаще. Уползая по стеклянному крошеву вслед за Трошкиной, я обогнула чью-то дергающуюся ногу, смутно знакомый рюкзак и опрокинутый стул. Чья-то большая и крепкая, как снегоуборочная лопата, ладонь поддала мне под зад, ускоряя движение к выходу. Я оглянулась, увидела ощерившееся в пугающей улыбке лицо майора Кулебякина, взвизгнула и, проломив плечом решетчатую стеночку, вся в обрывках искусственной зелени выкатилась в обеденный зал.

– Это богемское стекло! Богемское стекло! – причитал, заламывая руки, засевший за кадкой с могучим фикусом метрдотель.

Трошкина яростным шепотом в непарламентских выражениях объясняла ему, куда он может засунуть свое богемское стекло. Если бы мэтр последовал ее совету, у него были бы очень большие проблемы по части проктологии.

– Кузнецова, это кто? – увидев меня, изящно декорированную традесканцией, задала она главный вопрос современности.

– Кавалерия! – расслабленно ответила я, неторопливо сматывая с высокого чела зеленый венок. – Те же и Кулебякин, акт последний, хеппи-энд! Смотри-ка, они и без нашей помощи во всем разобрались, кто бы мог подумать!

– Какой хеппи-энд, если Зяма так и не нашелся? – возмутилась преданная Трошкина, по стеночке поднимаясь на ноги. – Эй, Денис! Эй, майор Кулебякин!

В рваной дырке проломленной стены нарисовалось веселое и злое лицо моего полицейского рыцаря.

– Что, принцесски? Чуть не вляпались? А вот я сейчас дракону вашему наваляю по полной!

– Хрен с ним, с драконом! – некультурно рявкнула принцесса Трошкина. – Что с Зямой?! Где он?! Жив или не жив?!

– Зяма? – Денис, похоже, смутился. – Э-э-э… Не волнуйтесь за Зяму, он в полном порядке, скрывается на конспиративной квартире у новой знакомой.

– Кулебякин, ты идиот, – злобно прошептала я и посмотрела на Алку.

Она побледнела, открыла рот и всплеснула руками.

– Осторожнее, это богемское стекло! – успел сказать мэтр, раньше прочих смекнувший, к чему это тянется Трошкина, а потом сверкающий стеклянный снаряд врезался в стену, за которой едва успел укрыться бестактный майор Кулебякин.

– Мужчины! – вопила Алка, бомбардируя кабинет разрывными снарядами богемского производства. – Да чтоб вы сдохли все, мерзавцы и предатели! Мы вас любим! Мы вас спасаем! Мы ради вас на жертвы идем! А вы!!!

За содрогающейся стенкой было тихо, как будто там и вправду полегли все-все до единого.

Вместо эпилога

Разбитое богемское стекло списали на издержки следственного производства, а за разбитое сердце Трошкиной платил Зяма. Чтобы Алка смилостивилась и впустила его в квартиру для объяснения и покаяния, братец полночи стоял на коленях на придверном коврике.

Своенравный Казимир Кузнецов, надолго зафиксировавшийся в позе полного смирения, – это было доселе невиданное и весьма приятное зрелище, и я порадовалась за Трошкину, полночи простоявшую по другую сторону двери у глазка.

Время от времени перевешиваясь через перила, чтобы полюбоваться кающимся Зямой, я строго пресекала папулины попытки доставить братцу контрабандные судочки с едой и одновременно мысленно благодарила тетю Машу за идею с придверным ковриком. Небось, если бы я не намазала резиновый половичок с двух сторон суперклеем, братец встал бы с колен, не дождавшись Алкиной капитуляции!

Чтобы уверить суровую Трошкину в том, что его сердце и все без исключения прочие органы отныне будут принадлежать лишь ей одной, Зяма согласился оповестить об этом весь мир и уже всерьез подумывал о соответствующем объявлении в газетах, когда представился случай получше: Максим Смеловский пригласил нас всех на запись ток-шоу со свидетелями ограбления «Бетабанка».

Алка с Зямой явились в студию рука об руку, как затейливо сросшиеся локтями сиамские близнецы. При этом братец показательно игнорировал окружающий мир, глядя только на Трошкину, тогда как сама она пристально смотрела прямо перед собой, заставляя ежиться оператора за камерой и нервируя Смеловского в аппаратной.