— Клостер?
— Да?
Глуховатый голос прозвучал неприветливо и немного нетерпеливо, будто звонок пришелся совсем некстати.
— Ваш телефон мне дал Кампари, — сказал я, готовый лгать на каждом шагу, если это будет необходимо, после чего назвал себя и выжидающе замолчал. Я подумал, не слишком ли рискую с самого начала, но на другом конце провода на мое имя никак не отреагировали. — Свои первые два романа я тоже опубликовал у Кампари, — добавил я, не слишком уверенный, что это послужит объяснением.
— Ах да, вы написали «Разочарование».
— «Дезертирство», [8] — заметил я, несколько уязвленный, и, словно в оправдание, зачем-то произнес: — Это был мой первый роман.
— Ну конечно, «Дезертирство», теперь я вспоминаю. Любопытное название, слишком вызывающее для первого романа. Помню, я пытался угадать, как будет называться второй. «С поджатым хвостом»? Похоже, в то время вы читали одного Лиотара, [9] поэтому вам хотелось всё бросить, ничего как следует не испробовав. Правда, в финале было что-то от «Утраченных иллюзий», или я не прав? Но в любом случае хорошо, что вы написали еще один. Как ни парадоксально, но почему-то все, кто в первом романе провозглашает это самое дезертирство, уход от мира, сетует на препятствия и тупики, потом непременно стремятся написать следующий. В вашем же случае я готов был об заклад побиться, что вы займетесь литературной критикой. И действительно, мне кажется, я видел ваше имя под какой-то рецензией, содержавшей целый набор колкостей. Я уверен, что не ошибся.
Выходит, он читал мою статью? Правда, по его тону с уверенностью ничего нельзя было сказать, но спасибо и на том, что сразу не повесил трубку.
— Да, пару лет я этим занимался, но писать никогда не переставал. Мой второй роман, «Азартные игроки», вышел в один год с вашим «Днем смерти», но, конечно, не пользовался таким успехом. После этого я написал еще два, — заметил я и опять против воли почувствовал себя уязвленным из-за того, что мои книги ему совсем неизвестны.
— Признаюсь, я не очень внимательно слежу за новинками, хотя и следовало бы. Но я рад за вас: из человека, проповедующего отказ от всего, вы превратились в плодовитого писателя. Однако вы наверняка звоните не потому, что хотите поболтать о своих или моих книгах.
— Как раз поэтому, — сказал я. — Дело в том, что я собираюсь писать роман на основе одной реальной истории…
— Реальной? — насмешливо перебил он. — Какие перемены! А я-то думал, вы презираете реальность и интересуетесь только рискованными лингвистическими экспериментами.
— Вы совершенно правы, — согласился я, решив смиренно переносить его выпады. — Новый роман будет сильно отличаться от написанных до сих пор, но мне хотелось бы изложить рассказанную мне историю очень точно, почти как хронику или репортаж. Правда, она настолько невероятна, что все равно никто не поверит в ее реальность, кроме, разумеется, действующих персонажей. Потому я вам и звоню, — заключил я и замолчал, ожидая его реакции.
— А я один из действующих персонажей? — Голос его звучал весело, но слегка недоверчиво.
— Я бы сказал, вы главный герой.
На другом конце провода повисло молчание, словно Клостер что-то почувствовал и готовился сменить игру.
— Понятно, — наконец произнес он. — И о чем же ваша история?
— О череде необъяснимых смертей, происходящих вокруг одного человека.
— Так это криминальная история? Пытаетесь вторгнуться на мою территорию? Но я не понимаю, — продолжил он после небольшой паузы, — как я могу быть ее героем. Или я следующая жертва? — Теперь его тон был наигранно встревоженным. — Я знаю, многие писатели вашего поколения мечтают увидеть меня в гробу, но я всегда полагал, что они желают этого исключительно в метафорическом смысле и не собираются переходить к прямым действиям.
— Нет-нет, вы не жертва, скорее вы тот, кто стоит за этими смертями. Во всяком случае, так считает человек, который мне эту историю рассказал. — И я назвал полное имя Лусианы.
В ответ Клостер сухо и неприятно хохотнул:
— Я ждал, когда же вы наконец его произнесете. Леди Шалот [10] опять взялась за свое, но спасибо и на том, что теперь она выбирает более приличных посланников, а то в последний раз ко мне приходил полицейский. Удивляюсь, что кто-то вообще ее слушает. А вы с ней как-то связаны, да?
— Я не видел ее десять лет и пока не знаю, насколько верю в эту историю, но тем не менее готов написать о ней. Естественно, мне не хотелось бы приниматься за работу, не познакомившись с вашей версией.
— С моей версией… Странно, что вы так говорите. Я ведь уже несколько лет пишу историю с теми же персонажами, только она наверняка будет разительно отличаться от вашей.
Вот это удача, само Провидение посылает мне помощь. Ничто не может так встревожить писателя, как известие о том, что кто-то еще нацелился на его тему. Теперь нужно только осторожно разыграть эту карту.
— Если вы не против и у вас найдется свободная минутка, мы могли бы встретиться, посмотреть мои записи, сделанные на основе ее рассказа. Однако если вы объясните, почему не следует ей верить, я вообще откажусь от этой затеи — не хотелось бы своей необоснованной публикацией причинить вам вред.
Я, по обыкновению, был чересчур многословен.
— В вашем изложении все это похоже на шантаж, — резко сказал Клостер. — Однажды эта девушка уже меня шантажировала, или она вам не говорила? Я ни в чем не собираюсь вас убеждать и никому не обязан давать никаких объяснений. Если вы верите сумасшедшей, это ваша проблема, не моя.
Он все больше раздражался, и я боялся, как бы он не бросил трубку.
— Нет, нет, конечно, не верю, — попытался я его успокоить. — Поймите, я вовсе не ее посланник, я никак с ней не связан, мы не виделись десять лет, она пришла сама и тоже показалась мне немного не в себе.
— Немного не в себе… Вы слишком снисходительны. Ну что ж, если вы все правильно понимаете, я не вижу причин, почему бы нам не повидаться. Я тоже могу кое-что рассказать, а вы могли бы сообщить мне одну подробность, которую очень хотелось бы вставить в роман. Но об этом при встрече. У вас есть мой адрес?
Я сказал, что есть.
— Тогда жду вас завтра в шесть вечера.
— Хотите знать, что я об этом думаю? — спросил Клостер, прочитав последний листок и брезгливо отодвинув в сторону всю стопку, словно ему противно было даже смотреть на нее. После этого он откинулся в кресле и сцепил ладони на затылке. Несмотря на холодную погоду, он был в рубашке с короткими рукавами, и его длинные голые руки образовали в воздухе симметричные треугольники.