— Верно.
— Хорошо, а теперь посмотрите кадастр «Перриса».
Ренцо развернул толстую книгу в четвертую долю листа. Уже много десятилетий фирма «Перрис» публиковала самый точный кадастр Манхэттена, где были перечислены все здания, дом за домом, с цветными обозначениями, и с тщательностью, вселявшей спокойствие в страховщиков.
— Здесь указано, что частный дом номер тысяча триста три по Коламбус-авеню занимает тысячу семьсот пятьдесят футов земли. Откуда еще двести пятьдесят квадратных футов?
— Дом словно бы больше снаружи, чем изнутри, — проговорил Кан. — Ты проверил наши измерения?
— Да, все верно.
— А толщину стен посчитал?
— Я отвожу на это максимум сто квадратных футов. То есть сто пятьдесят квадратных футов при сравнении двух планов пропали.
— Это необъяснимо, — сказал Кан. Его глаза загорелись, и он прибавил: — Если, конечно, не существует тайного пространства между стенами.
— Да, босс. Пространства, не обозначенного на планах. Которое я теперь и ищу.
— Тайный ход, — предположил Кан. — Ведущий сюда. Которым убийца может войти и выйти незамеченным.
Он тоже лихорадочно осмотрел комнату, простучал стены, вынул книги из книжного шкафа. Однако его усилия не увенчались успехом, и Кан попытался вспомнить, какой была комната, когда он увидел ее впервые сразу после убийства.
— Статуэтка! Святой Иероним со львом! — воскликнул он. — Где она стояла?
— В этой нише. — Ренцо указал на альков. — Тут на постаменте еще виден след от нее.
— Убийца ударил ею Грейс, когда молодая женщина вошла в комнату. Он держал ее в руке в тот самый момент, когда собирался бежать.
Кан ощупал стенки ниши, верхний край, постамент, на котором стояла статуэтка. Почувствовав, что постамент поддается, он попытался привести его в движение. Когда Кан с усилием нажал на него, колонна, в которой находилась ниша, дрогнула и начала поворачиваться вокруг своей оси. За ней показалось темное отверстие, в глубь которого уходил ряд ступеней.
— Вот сюда убийца и ушел, — констатировал Кан.
— И мы по-прежнему не знаем, кто это был, — заметил Ренцо.
Они на ощупь спустились по винтовой лестнице. Двумя этажами ниже она упиралась в маленькую деревянную дверь. Они открыли ее и очутились в подвале.
— Очень хитро, — сказал Ренцо. — Отсюда можно выйти во внутренний двор, а затем — на улицу.
Только поднимаясь по лестнице обратно, Кан заметил что-то блестящее на краю ступеньки.
Он наклонился, потрогал холодный твердый острый предмет и сказал:
— Мне кажется, я нашел орудие преступления.
Шпага была старинная — изящная, короткая, меньше метра длиной, с тщательно отделанной рукоятью. Обоюдоострое лезвие было еще в крови.
— Не думаю, что мы найдем отпечатки пальцев, — сказал Ренцо, осматривая шпагу.
— Но продавец оружия сможет рассказать нам о ее происхождении, — заметил Кан.
Вернувшись в комнату, он снова взял в руки кадастр.
— Кто же сделал этот ход? Дому лет десять, наверное, еще можно отыскать архитектора. — Найдя нужную строку, он хмыкнул: — Ну, конечно! Дэниел Бернэм. Член Клуба и архитектор, построивший Утюг, генеральный штаб «Корда бразерс инкорпорейшн».
Кан отложил кадастр, и нашел на полке справочник «Кто есть кто в Америке», экземпляр которого имелся у каждого мало-мальски значительного человека.
— «Бернэм, Дэниел», — прочел он. — Родился в Чикаго, где впоследствии руководил строительством объектов для Всемирной выставки 1893 года. Его компаньон Джон Рут изобрел кессонный фундамент, который позволил им построить Монтаук, первый в истории небоскреб. Затем в 1882 году построил масонский храм, остававшийся самым высоким зданием мира добрый десяток лет… — Кан хлопнул себя по лбу: — Черт подери, Бернэм, Чикаго, 1893 год, у нас кое-что есть!
— Что?
— Способ надавить на одного из членов Клуба… — Палец Кана заскользил по странице. — Ди. Эйч. Бернэм энд компани на углу Седьмой улицы и Бродвея. Скорее туда. Репортер от нас ускользнул, я не хочу потерять и архитектора.
Даже вернувшись в гостиницу, Фрейд не мог забыть крови на своих руках, привидевшейся ему в комнате Грейс. Он знал, что галлюцинация — не что иное, как воспоминание, «прикинувшееся» сверхъестественным явлением. Вид куклы пробудил в нем сильные угрызения совести. Какие же? Он торопился скорее встретиться с Юнгом, чтобы перестать думать об этом.
Его коллега только что вернулся и гневно распекал нагловатого лакея за то, что не мог дозвониться Анне Лендис.
— Ваша хваленая система связи вообще не работает! — раздраженно воскликнул Юнг.
— Осмелюсь заметить, сударь, — невозмутимо ответил лакей, — что ньюйоркцы с успехом обмениваются миллиардом телефонных звонков в год…
— Почему же тогда я не могу соединиться?
— Просто потому, что ваша подруга не снимает трубку, — сказал лакей. — Не желаете послушать музыку? На другом конце линии включается фонограф. Три цента за сонату, семь за оперу…
— Спасибо, нет!..
Лакей повернулся на каблуках и вышел из комнаты.
— Я немного нервничаю, — сказал Юнг, посмотрев на Фрейда. — Я не нашел ни малейшей зацепки на Уильяма Мура в комиссариате.
— А я вымотан сеансом, — признался Фрейд, садясь в кресло и доставая сигару.
— Хоть немного продвинулись вперед?
— Я восстановил первоначальные события…
Фрейд рассказал о своем главном открытии: Грейс видела, как ее отец занимался любовью с Мэри Коннелл. Воссоздание этой сцены помогло вернуть воспоминания о том, как Грейс в последний раз видела отца.
— Так вы дошли до конца! — с воодушевлением произнес Юнг.
— Нет. — Фрейд покачал головой. — Появление Юдифь вызвано не только ревностью к отцу, но и другими причинами. Остальные ее провалы памяти так и не восстановлены… Работа далека от завершения, хотя Грейс и сообщила несколько новых фактов. Например, призналась, что ее отец иногда бывал жесток.
— Жесток? — повторил Юнг. — Я нашел несколько намеков на это в деле Корда. И у меня родилась одна более чем странная гипотеза…
— Какая?
— Вот послушайте. Человек, о жизни которого мы все больше узнаем, был свободной, агрессивной личностью, и несомненно обладал манией величия. Помимо газетных вырезок, в деле есть чрезвычайно любопытные комментарии близких Корда. Детали говорят сами за себя.
— Я весь внимание.
— Георгий Корда, отец Августа, был румыном, из Буковины. Люсия, мать, уроженка Сицилии.
— Как же они встретились? — спросил Фрейд.