В одном из центральных кабинетов что-то все-таки привлекло его внимание.
Потолок.
Он был ниже, чем на двадцатом этаже.
Фрейду показалось, что он находится прямо под возвышением, на котором стоял макет Манхэттена.
Здесь было тайное помещение, скрытое между девятнадцатым и двадцатым этажом. Где, он был уверен, держали в плену Грейс. Но как туда попасть?
Фрейд направился к выходу, как вдруг электричество погасло и комната погрузилась в темноту. На ощупь он принялся искать лампу, нашел ее, нажал на выключатель. Безрезультатно.
Послышался какой-то шум, он вздрогнул:
— Юнг?
Ответа не последовало. Фрейд споткнулся в темноте и с трудом удержался на ногах.
Вдруг ему в голову пришла такая неожиданная мысль, что он едва опять не упал.
В ночи Добро и Зло имеют одно лицо.
Зло овладело Грейс именно ночью.
А если собственные ощущения обманули молодую женщину?
А если это был не Август?.. А если кто-то другой выдал себя за ее отца, воспользовавшись темнотой?
Фрейд снова услышал шум, на этот раз за спиной, но обернуться не успел.
Мелькнула чья-то тень. Жестокий удар обрушился на голову Фрейда, и он тут же упал на пол как подкошенный.
Он увидел ее, как только открыл глаза.
Грейс Корда в золотой диадеме лежала на чем-то, напоминающем алтарь из известняка. Лицо ее было мертвенно-бледным, глаза закрыты, дыхание размеренное. Она больше не стонала.
Ее тело было накрыто белой простыней, плечи и раскинутые крестом руки оставались обнаженными. Фрейд с ужасом заметил, что ее запястья были прикованы к камню наручниками.
Попытавшись встать, чтобы помочь молодой женщине, Фрейд понял, что он и сам лишен свободы передвижения. Он был привязан к стулу, руки его были прикручены к перекладинам спинки. Во рту у него был кляп. Острая боль время от времени пронзала позвоночник Фрейда. Голова и челюсть тоже болели.
Он поискал глазами своего палача.
И увидел лишь нечто белое.
Комната, в которой они находились, была без окон, с низким потолком, покрытым зеркальными металлическими листами. Белизну стен подчеркивал свет флуоресцентных трубок, таких же, как в кабинете Тесла. Лишь расположенные на полках пробирки, колбы, серебряные сосуды, щипцы и другие инструменты оживляли этот строгий интерьер.
На одной из стен неожиданно появилась длинная тень. Фрейд почувствовал что за спиной у него кто-то стоит. Он попытался обернуться, но веревки были слишком прочны.
Холодная рука вынула кляп у него изо рта.
— Грейс! — тут же закричал Фрейд. — Очнитесь! Грейс!
Вместо ответа он услышал негромкий смех. Герман Корда обошел стул и встал перед Фрейдом.
Такого выражения на худом лице Германа Фрейд не видел никогда. Это был не восторженный Герман, который восхвалял небоскребы, не тусклый и бесцветный человек, которого он знал раньше. Перед Фрейдом стоял решительный мужчина, двигавшийся быстро и выглядевший загадочно, чья бесстрастность таила в себе нечто чудовищное.
Старший Корда молча направился к Грейс, тронул указательным пальцем белую простыню, закрывавшую ее грудь, слегка подул на ее лоб, сдувая черную прядь волос. Тайная чувственность его жестов возмутила Фрейда.
Он выразил свое бешенство криком.
— Можете вопить сколько угодно, — спокойно сказал Герман. — Здесь вас никто не услышит.
Едва Кан решил, что не будет больше стучать кулаками в стены, как услышал позвякивание ключей надзирателя. Дверь камеры отворилась.
— Я могу выйти? — спросил он у надзирателя и в этот момент заметил за его спиной Ренцо на костылях.
— Десять минут. — Надзиратель пропустил Ренцо и закрыл дверь.
Ренцо тут же подошел к Кану:
— Я получил анализ отпечатков пальцев, снятых с телефона, который был в гробу рядом с Муром.
— И что?
— Это отпечатки Германа Корда.
— Ты уверен?
— Я сам изумлен.
— У Германа есть алиби только на время убийства брата, — сказал Кан после паузы. — Остальных трех членов Клуба он мог убить. Но мне непонятен мотив.
— Месть, — предположил Ренцо. — Я только что позвонил Дэниелу Бернэму и спросил, кто голосовал против кандидатуры Германа как тринадцатого члена Клуба…
— И что?
— Голосование было тайным, но три члена открыто проявили свое несогласие: Уилкинс, Эмери, Мур.
— Возможно, Герман был сообщником Августа, — быстро проговорил Кан, — а может быть, он им манипулировал, выдавал себя за брата и организовал все так, чтобы улики указывали на него… — Он прислонился к стене и стал размышлять вслух: — Блэйк признался, что пришел в «Дримленд» не для того, чтобы убить Грейс. Значит, он целился в Германа. Он хотел рассчитаться с истинным преступником…
— Странно. — Ренцо, казалось, был удивлен. — Герман похож на чиновника, он кажется таким обыкновенным. Даже безобидным.
— Именно поэтому он нас и переиграл. Черт подери, надо выписывать ордер на арест!
— Салливен отказал, — сообщил Ренцо. — Он заявил, что не верит в надежность отпечатков пальцев. И не будет снова открывать дело.
— Герман и его держит за горло, — сказал Кан. — Он велел ему меня арестовать. Мне необходимо выйти отсюда. Но как?
— Вот так.
Ренцо быстро надорвал гипс сверху, что вызвало у него гримасу боли. Потом размотал бинт и достал спрятанные под гипсом инструменты — отвертку, разводной ключ и щипцы.
— Что ты собираешься делать? — спросил Кан.
— Тут есть слабые места, о которых мы уже тысячу раз докладывали. — Ренцо показал на массивную металлическую плиту, привинченную к полу. — Под ней ход к сточным трубам.
Удивленный Кан смотрел то на инструменты, то на плиту.
— И вот еще что, — прибавил Ренцо, заталкивая инструменты под кровать. — Один из охранников Утюга подал жалобу. Он утверждает, что на него напали иностранцы по имени Фрейд и Юнг.
Ренцо соединил края гипса и стянул его бинтом.
Дверь отворилась.
— Пора, — сказал надзиратель.
Ренцо пожелал Кану удачи.
— Это уж точно, — сказал тот, кивая.
У него было всего два козыря. Первый: Герман думает, что перехитрил их, и от этого, возможно, стал менее осторожным. Второй: как говорят психоаналитики, он совершенный невротик. Другими словами, настоящий сумасшедший.
У Кана оставалось незначительное преимущество в виде здравого ума.