– Ну и проверяйте на здоровье.
Бледсоу наклонился и оперся обеими руками о подлокотники стула Хэнкока.
– Кончай валять дурака, Хэнкок. Нам известно о твоем романе.
– Каком романе?
– Не оскорбляй нас сильнее, чем ты уже это сделал. У нас есть очень надежный источник, который с радостью даст показания под присягой.
Оттолкнув Бледсоу, Хэнкок с трудом поднялся на ноги.
– Я не обязан сидеть здесь и выслушивать ваши инсинуации. Если бы у вас действительно было против меня что-нибудь серьезное, вы уже надели бы на меня наручники. – Он покачал головой, и губы его сложились в презрительную ухмылку. Он смеялся над ними и стыдил их. – У вас, ребята, есть стопроцентный подозреваемый – Карен Вейл, но она вам почему-то не интересна. И после этого вы полагаете, что у вас все карты на руках? Подождите, пока я не обращусь к средствам массовой информации и не расскажу им, что лучшие детективы Ли Турстона манкируют расследованием, не желая обратить внимание на единственного человека, который вполне может быть жестоким убийцей, самим Окулистом. И все потому, что они защищают одного из своих. Честь мундира превыше всего!
– Забирай свои вещи и проваливай отсюда к чертовой матери! – сказал Бледсоу. – На тот случай, если тебе интересно, тебя вывели из состава оперативной группы. Сенатора, которая могла бы потянуть за ниточки ради тебя, больше нет. А шеф полиции не пожелает иметь с тобой дела ни за какие коврижки.
Хэнкок подхватил с пола портфель и принялся судорожно запихивать в него бумаги, потом потянулся за своим пальто.
Робби тоже поднялся со стула и стоял, скрестив на груди мускулистые руки.
– Только попробуй обратиться к газетчикам! Тебе же хуже будет.
Хэнкок чуть ли не бегом устремился к двери, но на пороге остановился и обернулся к детективам.
– Вы просто придурки, вот что я скажу.
– По крайней мере, у нас есть работа, – заметил Синклер. – А вот ты – безработный придурок.
Входная дверь с грохотом захлопнулась за Хэнкоком.
…Обычно я беру немножко сыра в свое тайное убежище для Чарли. Он так любит его, что изрядно растолстел. Наверное, это оттого, что я слишком часто кормлю его. Но стоит мне оказаться там, как у меня возникает чувство, будто я наконец дома и он приходит поздороваться со мной. Он влезает ко мне на колени и обнюхивает. Может, ищет еще сыра. Проклятый паразит, вот кто он такой. Только дай, дай, дай – больше он ни на что не способен.
Сегодня у меня плохое настроение. Вчера вечером очередная шлюха моего урода папаши заметила меня и стала надо мной насмехаться. Только этого мне не хватало, я и без того вынужден сносить издевательства отца. Мне бы хотелось хоть раз заставить их почувствовать себя так, как он заставляет чувствовать меня постоянно.
Чарли забирается ко мне на грудь и смотрит на меня, его крошечный черный носик смешно подергивается, а усики на мордочке обвиняюще шевелятся.
– Какого черта тебе от меня нужно? – кричу я ему, а потом спохватываюсь и умолкаю: вдруг дома есть еще кто-нибудь? Но я не могу допустить, чтобы этот маленький грызун испортил мое будущее. Он смотрит на меня своими глазками, в которых живет зло. – Не смей смотреть на меня так! Я тебя ненавижу!
Одной рукой я хватаю его за шейку, а другой тянусь вправо, где у меня лежат гвозди, оставшиеся после реконструкции убежища, когда я расширял его. Я беру один из них и втыкаю его прямо ему в глазницу. Мышонок поначалу замирает, а потом обмякает у меня в руке.
Сердце у меня в груди бьется быстро-быстро, и я испытываю невероятное возбуждение – мне кажется, будто я лечу. Какое восхитительное ощущение! Мне так хорошо, что я даже не могу сделать глубокий вдох.
Я швыряю трупик Чарли на полку, которую приделал к стене, и достаю свой карманный нож. Мне интересно, как он будет выглядеть, если я разрежу его вот так. Я дышу тяжело и часто, как собака, и я не могу контролировать себя. Опять же, как собака. Так-так, а ведь это мысль. Стоит сделать что-нибудь подобное с собакой…
Он хорошо помнил этот день. Некоторые воспоминания застревают в памяти, совсем как жевательная резинка, прилипшая к подошве башмака. Вы дрыгаете ногой, наклоняетесь, тянете за нее, а она все никак не отлипает.
Он закрыл крышку портативного компьютера и отодвинул его в сторону. Оставалось меньше часа до того времени, когда ученики начнут приходить на урок по гончарной лепке, а ему еще нужно расслабиться, выпустить пар и прогнать от себя воспоминания о детстве. Он достал из холодильника недоеденный бутерброд и включил телевизор. Но он понимал, что полностью отделаться от непрошеных воспоминаний не удастся. В конце концов, он стал героем дня. В буквальном смысле. История о жестоком убийце по прозвищу Окулист стала непременным атрибутом каждого выпуска новостей, пусть даже только для того, чтобы поговорить об общественной безопасности. Но комментаторы упоминали его всегда и неизбежно.
Тем не менее полиции каким-то непонятным образом удавалось пока держать в тайне убийство Линвуд. Наверное, они решили, что люди ударятся в панику, если узнают, что Окулист добрался до самого сенатора штата. Если уж он смог прикончить сенатора, то ни одна сука шлюха не сможет спать спокойно.
– Вы слышите меня? Никто из вас не может чувствовать себя в безопасности!
Он прикончил остатки бутерброда и уселся перед телевизором, комкая в руках кусок сырой глины. Сминая ее, он успокаивался, сбрасывал пар, а заодно укреплял мышцы рук и предплечья.
На экран выплыла заставка шестичасовых новостей в сопровождении музыкального крещендо и чередовании анкеров, слоганов и фотографий популярных ведущих и комментаторов. Какой спектакль! Как будто нельзя просто сообщить новости, а все остальные прибамбасы никому не нужны.
– Добрый вечер, – произнес ведущий.
Да, вечер и в самом деле оказался добрым, спасибо.
Он испытывал чувство полного удовлетворения, какое всегда наступает после вкусного, сытного и мастерски приготовленного ужина.
– …убийство сенатора Элеоноры Линвуд повергло законодателей в шок и вызвало взрыв возмущения у граждан нашего общества невзирая на их партийную принадлежность. Со словами поддержки и соболезнования уже выступили ведущие представители сената. Сообщается, что супруг погибшей, Ричард Линвуд, наследник транснациональной империи «Линвуд Шиппинг», в срочном порядке прервал деловую поездку и возвращается домой. Полиция не разглашает детали преступления, ограничиваясь заявлениями что ведется следствие, которое рассматривает разные версии произошедшего. Подробности о личной жизни и карьере сенатора Линвуд мы ожидаем услышать от Стива Шнайдермана, нашего специального корреспондента. Итак, прямое включение…
Он выключил телевизор, подошел к морозильной камере и достал оттуда контейнер, в котором находилась рука любимого сенатора. Выложив отрубленную конечность на стол, он принялся рассматривать ее с величайшим вниманием и под разными углами.