На больницу не похоже! Скорее всего это чей-то дом. Он не в комнате, а, судя по всему, в подвале. Освещение совсем тусклое, лишь справа из-под двери пробивался яркий свет. Саймон подал голос, и дверь сразу же открылась. На пороге стояла незнакомка, в одной руке она держала сигарету, а в другой — его пистолет. В помещении было достаточно тепло, но тоненькая словно былинка женщина куталась в теплый свитер, дополнительно набросив на плечи толстую бордовую шаль.
— Вы очень опасный человек, Саймон, верно? — обратилась она к больному.
— Где я?
— Вы приехали вовремя. Я видела в окно, как вы подошли к багажнику, открыли его и упали словно подкошенный. Вы лежали полумертвый возле собственного автомобиля с саквояжем в руках, а в нем оказалось полно занимательных вещиц. — Она кивнула на пистолет: — Вот как раз одна из них. А еще я нашла интересный набор в виде топорика и молотка. Думаю, топор не дает осечек.
Незнакомка прошла в помещение и села у ног больного. Она передвигалась с трудом, а когда садилась, послышался хруст суставов.
— Вы Тамара, — догадался Саймон.
— Лучше зовите меня «доктор Лоуренс». Возможно, я наживу себе неприятности из-за того, что делаю, но их и так выше крыши, поэтому терять нечего. В любом случае смерть уравнивает всех, не так ли?
— Почему я связан?
Она потянула один из ремней, проверяя его надежность.
— Кто знает, что бы вы со мной сделали, не свяжи я вас вовремя.
— Вы меня боитесь?
— Нисколько не боялась, пока не нашла ваш медицинский саквояж. И тут я стала размышлять, на что в действительности согласилась.
Саймон снова завозился на кровати, пока ему не удалось принять почти сидячее положение. Он чувствовал, как натянулись ремни на груди, больно сжимая ребра.
— Вам не следовало курить, Тамара.
Та рассмеялась, не скрывая удивления:
— Знаю, знаю, курить вредно. Послушайте, скажите наконец, что вы хотели со мной делать.
— Я собирался вас убить, и вы это знали. Для этого вы и пригласили меня сюда.
Тамара пододвинулась поближе, чтобы видеть его лицо. От сигаретного дыма ее глубоко посаженные глаза казались совсем далекими, как будто их прикрыли вуалью. Саймон пришел к выводу, что по мере продвижения на восток его подопечные находятся все ближе и ближе к смертельной грани. Вот и сейчас он приехал вовремя.
— Я просила милосердия. Или по крайней мере мне так казалось. Что за гадость в вашей сумке?
— Лекарства.
— С каких пор в меры по исцелению входит рукопашный бой? — Тамара надсадно закашляла.
— Освободите меня, Тамара.
— Мне казалось, это ваша работа.
— Тамара, я прошу вас!
— На вас нет трусов, — сообщила она. — У вас торчит катетер. Не хочу, чтобы вы мочились в мою кровать из ротанга.
Саймон снова лег на спину, чтобы снять напряжение с поясницы, и опять посмотрел на трубочки, вставленные в вены. Через одну из них в организм поступала светлая жидкость, а через другую — кровь.
— Кажется, вы сомневаетесь, — произнес Саймон.
Он услышал, как Тамара встала, вышла из комнаты, но вскоре вернулась, поставила сумку Саймона на пол у изголовья кровати и открыла.
— Расскажите, что здесь есть, — попросила Тамара. — Это наперстянка?
— Я не заслужил подобного обращения ни одним своим поступком.
— Так это точно наперстянка?
— Да, для моего сердца.
— И не только вашего, полагаю. Это ж бомба замедленного действия! — Она бросила пузырек обратно в сумку, и тот, обо что-то ударившись, жалобно звякнул. Тамара вынула другую склянку, на этот раз с порошком. — А это еще что?
Саймон повернулся, чтобы получше разглядеть.
— Гриб.
— Грибочек? Интересно, для чего?
— Он усыпляет и обезболивает.
— Сколько ж надо такого порошка, чтобы убить человека?
— Совсем немного. Послушайте…
— Нет, это ты меня послушай, чертов извращенец! — Она подняла саквояж и швырнула в угол подвала. Саймон услышал, как в сумке что-то разбилось. — Я-то думала, ты какой-нибудь шаман! А ты оказался безумным маньяком. Боюсь даже представить, сколько людей попалось на твои…
— Тамара! — перебил ее Саймон громогласным голосом, эхо которого прокатилось по комнате. — Если вы желаете рассуждать о зле, которое якобы я воплощаю, продолжайте в том же духе. Вы ведь понимаете, что я не представляю угрозы в нынешнем состоянии. Коли я приехал, может быть, вы доверитесь мне и позволите помочь?
— Помочь? Да у меня нет ни одной здоровой клетки, все поражено раком! Впрочем, меня и самой уже нет! Я не человек, а огромная ходячая опухоль с лицом! Чем здесь поможешь?
— Нельзя убивать людей, даже если заранее получаешь их согласие, — сказал Саймон. — Ведь убийство — это тяжкое преступление. А следовательно, я совершаю преступления, и потому лучше скрывать свои цели. Я приношу безболезненную смерть во имя великой цели, Тамара, а потом, если считаю нужным, делаю так, чтобы никто не узнал правды. Я не оставляю следов, исполняю только то, что задумал, и то, о чем вы просите сами.
Она горько рассмеялась:
— Вы со всеми жертвами проводите душеспасительные беседы?
— Никто меня об этом еще не просил. А вы, став невольным свидетелем моей слабости, почему-то решили, что я могу вас оскорбить. Вы меня сами пригласили, Тамара. Пригласили для того, чтобы приобщиться к великой цели. Почему же вас удивляет выбор моих инструментов? Либо вы присоединяетесь к нам, либо нет! Только, что бы ни предпочли вы, все равно умрете, а я предлагаю выбор!
— Выбор смерти.
— Нет, нечто совсем другое! Осмысленный выбор!
На минуту Тамара замолчала, а Саймон лежал и сосредоточенно смотрел на потолок. Ему очень хотелось выдернуть все иглы из рук, но в первую очередь необходимо вернуть доверие женщины. Заменить ее некем. Осталась только она, а после нее Карл Смоутс в Тринити-Бей, а там и конец долгому пути.
— Давайте я сама все расскажу, — вымолвила наконец Тамара. — Вы приезжаете в дома, предлагаете людям безболезненную эвтаназию, а потом измываетесь над мертвыми телами. Так?
— Иногда, — признался он. — Я бы не сдержал обещания, данного всем страждущим, если меня в чем-то заподозрят или поймают на лжи. Разве это лучше?
Тамара на минуту задумалась. Саймон видел, что злость и неверие возвращают ее к тому состоянию, в котором она впервые к нему обратилась. Тамара снова принадлежит ему!
— Как вы собирались поступить со мной?
Он приподнялся на локтях, чтобы лучше ее видеть. Тамара сидела на стуле в другом конце комнаты, шаль туго стянута на груди.