— Этот немец на перепутье, он не уверен, что ему делать. Но через несколько дней, я думаю, уже будет не важно, как он поступит.
— Тогда, значит, все улажено.
Отец Леонардо встал из кресла и подошел к окну. У его ног, освещенный солнцем, лежал Святой город.
— Нужно еще кое-что сделать, так как я думаю, что археологи не смогут прыгнуть выше головы; но с этим позвольте мне разобраться самому.
Солнечный луч проник через окно. Кардинал-префект достал ежедневную газету и показал отцу Леонардо статью на первой полосе. Там сообщалось, что свитки, которые были украдены неизвестными во время раскопок в Иерусалиме, возвратились под надзор церкви. Речь шла о свитках из времен Иисуса Христа, и Церковная служба древностей займется расшифровкой текстов. На это уйдет определенное время, однако уже сейчас понятно, что будут открыты новые подробности жизни Иисуса Христа. Дальше газета писала о том, что якобы из-за этих свитков произошла перестрелка и что банда, занимавшаяся нелегальной торговлей древностями, была обезврежена.
— Это действительно было необходимо? — спросил префект.
— Через пару месяцев мы опубликуем несколько незначительных фактов из свитков. К настоящему моменту мир давно забыл о раскопках в долине Кидрона, и все успокоились. Никто, кроме нескольких ученых, больше и не вспомнит о свитках. Я думаю, от этого и археологам, и тем более церкви, только лучше.
Кардинал-префект оперся на стол и задумчиво посмотрел на металлический ящик.
— А вы знаете, что кардинал Боргезе попал в аварию?
Отец Леонардо пожал плечами.
— Тяжелая потеря для церкви. Да смилостивится Господь над его душой.
— В ближайшие дни я проведу по нему панихиду, — сказал префект. — Боргезе был хорошим другом. Он всегда был лоялен, и я думаю, если бы он не ушел от нас так рано, то стал бы достойным преемником моей должности. Несколько кардиналов даже видели в нем будущего Его Святейшество.
— Пути Господа неисповедимы, — заметил отец Леонардо.
— Наверное, вы правы, — согласился префект. — Я так понимаю, вы не приедете в Париж на панихиду. Дела, наверное, не отпустят.
— Я помолюсь за него, когда в следующий раз буду говорить с Богом. И я стану просить нашего Создателя о милости для его души.
Кардинал-префект довольно кивнул.
— Желаю вам удачи на вашем новом пути. Жаль, конечно, я уже начал привыкать к своему секретарю. Но он нужен в другом месте, и я думаю, он пойдет своим путем.
— Слава Иисусу Христу, Ваше Высокопреосвященство.
— Иди с миром.
Клиника Берхтесгадена, Верхняя Бавария…
Мошав выглядел хорошо. Шрам на правом виске светился красным, но когда его вьющиеся темные волосы, которые ему сбрили в больнице, немного подрастут, ничто уже не будет указывать на происшествие в Роствальде. Том привез ему чистую одежду, и он теперь сидел на кровати в джинсах и футболке и ждал, когда медсестра принесет ему еще несколько таблеток, чтобы он смог наконец покинуть больницу. Том и Яара подвинули к кровати стулья.
— Я помню только то, что дверь внезапно распахнулась и раздался страшный грохот, — сказал Мошав. — И я не имею ни малейшего представления о том, что именно произошло. Я только знаю, что ты спас меня из адского пламени. Я тебе по гроб жизни за это обязан, так и знай.
Том рассказал ему, что случилось в хижине, после того как он потерял сознание.
— Я думаю, полицейский, который меня допрашивал, решил, что я ему вру. Он не хотел верить в то, что я потерял память. Только когда мой врач подтвердил, что феномен временной амнезии существует, он убрался и оставил меня в покое.
— Все обвинения с нас сняли, — сказал Том. — Мы можем идти куда хотим. Однако будет еще судебное разбирательство и поэтому нужно еще раз появиться в полицейском участке, где нас снова допросят.
— Но я не могу сказать больше того, что мне известно!
— А большего от тебя и не требуется. Только, пожалуйста, не упоминай о том, что написано в свитках. Это просто очень ценные древние свитки, ради которых некоторые даже идут на убийство.
Мошав вопросительно посмотрел на Тома. Наконец он кивнул.
— Я понимаю. Церковь все-таки получила свитки. Они выиграли, правильно?
Том достал из кармана брюк статью из межрегиональной ежедневной газеты о свитках, которые перешли теперь во владение церкви, и протянул ее Мошаву.
Мошав пробежал глазами строки.
— Значит, мы теперь в безопасности?
— Священник, который был у меня в камере, сдержал слово. Теперь никто не будет интересоваться нами. Охота закончилась.
— А что с текстом свитков?
— После того как переводы Юнгблюта и Рафуля сгорели вместе с хижиной, а свитки перешли на попечение Рима, у нас ничего не осталось, кроме предположений. Кто станет брать на работу археолога, который утверждает, что Иисус — это ложь, но не может предъявить ни одного доказательства? А я люблю свою профессию.
— Но я вижу, что тебя это гложет, — вмешалась молчавшая все это время Яара. — Я чувствую, и с каждым днем — все сильнее. Эта история не дает тебе покоя. Даже ночью.
Том повернулся к Яаре и поцеловал ее в щеку.
Дверь открылась, и вошла медсестра. Она протянула Мошаву пакет.
— Пора нам уже идти, дружище, — сказал Том. — Ты уже достаточно отдохнул.
Мошав встал.
— Вперед, обратно в Иерусалим.
— Иерусалим? Почему Иерусалим? — удивился Том.
Мошав улыбнулся.
— Оставаться здесь, в Германии, для меня слишком опасно.
Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…
Буковски еще раз внимательно прочитал протокол допроса Тьерри Гомона, или Жана Коломбара. Вскоре после того как детектив ознакомил его с новостями из Франции, он раскололся. Он согласился признать, что был замешан в гибели настоящего Жана Коломбара. Вместе с Антонио ди Сальво, который был застрелен во время штурма квартиры в Мюнхене, они напоили свою жертву и сбросили ее в Сену. Пьер Бенуа снабдил их необходимой информацией и дал заказ, так как сам он охотился за свитками. Однако в убийстве трех священнослужителей, Рафуля, а также убитого в Израиле археолога, он замешан не был. Тем не менее он был в курсе этих преступлений. Он получал информацию обо всех соответствующих событиях, так же как и сам немедленно передавал все новости дальше. Когда Рафуль собрался лететь в Цюрих, его схватили. Марден был известен своими садистскими наклонностями. Он запытал Рафуля до смерти, но профессор молчал до последнего. Когда они узнали о Юнгблюте, было уже слишком поздно, друг Рафуля предпочел покинуть свой дом и спрятаться в лесу. А когда вмешалась полиция и Мардена с Сантини чуть не арестовали, он включился в игру уже как Жан Коломбар. Том наконец привел их прямо к профессору. Но то, что произошло, не было запланировано. Нападение не удалось, и осталось только устроить взятие в заложники, чтобы добраться до свитков.