Райне хотелось верить ему. Она вгляделась в лицо командора. А вдруг он опять врет?
— Это правда, — настойчиво повторял Френч. Он протянул руку через стол и коснулся ее пальцев, крепко вцепившихся в край столешницы. Кожа у него была теплая, а глаза заботливые. — Чистая правда. Райна, вы мне верите?
— Да, — быстро ответила Райна. Воздух снова наполнял легкие. — Верю.
Она и в самом деле поверила, и тогда опасно накренившийся мир снова обрел потерянную было устойчивость.
Кто-то барабанил в дверь Клаудии. Джозеф? Полицейский? А может, Редж? Она успела влететь в дом и запереться. Дыхания не хватало. Руку оттягивал разделочный нож. Клаудия взбежала по деревянной лестнице и остановилась на верхней площадке. Волосы липли к пересохшим губам. Она откинула прядь со лба и быстро прошла через спальню в свою мастерскую. Испуганно огляделась. Что она ищет? Выход? Сумеет она убить того, кто войдет следом? Реджа-то убила… Нет, не Реджа, Джозефа. А зачем? Чего она добилась? Что натворила? Что?
В горле пересохло. Клаудии казалось, что она вся стала похожа на высохший клей. Она могла бы выброситься в нарисованное окно. Тогда пейзажи, которыми Клаудия любовалась каждый день, прорвутся, исчезнут. Смерть принесет облегчение. Жизнь превратилась в кошмарный сон. А может, это уже не жизнь, может, она давно умерла. Погибла от обезвоживания, и ее утянуло в странный мир умерших. Или почти умерших.
Клаудия ждала, крепко сжимая рукоятку ножа обеими руками. Она так нуждалась в поддержке и утешении! Кто-то резким ударом выбил внизу дверь. Клаудия испуганно вздрогнула и снова оглянулась. Выхода нет. В гостиной громко топали тяжелые ботинки, потом шаги застучали по лестнице. Быстрые шаги. За спиной Клаудии загорелись свечи в глиняных домиках, в воздух взлетели язычки пламени, словно фитильки один за другим поджигала невидимая спичка.
В дверях мастерской появился полицейский, направил револьвер прямо на нее, потом зрачки его расширились и он медленно опустил оружие.
Клаудия отступила на шаг, споткнулась, прижалась спиной к стене и всхлипнула. Испуганно взглянула на нож, словно удивляясь, откуда он взялся.
В поблескивающей холодной стали отразились ее глаза, глаза ребенка. Клаудия прижала острие к низу живота, в точности повторяя действия Реджа. Надо сделать разрез, через который наружу хлынет ее жизнь.
— Девочка! — закричал полицейский.
Руки Клаудии дрогнули, острие прокололо ткань платья. Она широко открытыми глазами смотрела, как лезвие вспарывает одежду и входит во вздувшийся живот. Раздалось тихое потрескивающее шипение, плоть расступалась под натиском металла. Клаудия быстро и глубоко дышала, пульс становился все чаще и слабее. Судорогой свело левую ноту, потом правую, боль поднималась до бедер, терзала спину.
— Прошу тебя, золотко, опусти нож!
Полицейский неловко шагнул вперед, но тут же остановился. Клаудия обеими руками подняла лезвие в воздух, стиснула зубы и застонала, рукоятка отчаянно дрожала в ладонях. Полицейский замер, не отрывая глаз от пореза на ее животе. Клаудия тоже посмотрела вниз. Крови не было.
Лезвие снова аккуратно вошло в сухое отверстие. Руки напряглись, Клаудия с усилием погружала нож все глубже и глубже. Спина ее сгорбилась, голова поникла, лицо обдало жаром. Она снова вынула сталь из раны. По пальцам потекла прохладная струя. Клаудия с любопытством открыла глаза. Полицейский стоял почти рядом. Она замахнулась, и он отступил. Клаудия посмотрела на пол. По нему быстро растекался огромной лужей желтый песок, скоро под ногами выросла небольшая дюна.
— А я думала, у меня внутри рыбы, — тихо сказала Клаудия тонким детским голоском. Песок все сыпался, веки тяжелели, дюна на полу росла. — А я вся высохла.
Живот постепенно терял свою округлость. Клаудия зачарованно подставила ладонь под струю песка, потом осторожно потрогала острые края лезвия.
Когда песок весь высыпался, Клаудия без сил рухнула на мягкий желтый холмик. К губам прилипли песчинки. От удара вздрогнул пол во все доме, три глиняных домика перевернулись, несколько баночек с глазурью вылились на свечи. Пламя взметнулось к потолку, будто на него плеснули бензином, между Клаудией и полицейским встала огненная стена.
Он храбро шагнул вперед, но сразу попятился. Нет. Слишком горячо. Схватил было плетеное кресло, оно взорвалось тысячью искр, и полицейский бросил его. Полыхнули волосы на голове Клаудии, ноздрей коснулся странный незнакомый запах.
Полицейский схватил со спинки стула большую плотную шаль и бросил на горящие краски. Шаль тут же занялась. Затоптать огонь тоже не удалось. Он закашлялся и закрыл руками рот. Комната наполнилась клубами дыма. Белые и темно-серые облачка. Хлопая ладонями по тлеющим брюкам, полицейский отскочил к двери.
В воздухе колыхалось марево, очертания предметов все время менялись. Клаудия видела, как полицейский подносит рацию к губам и что-то кричит насчет пожара. А потом он ушел. Куда и зачем? Клаудия не знала. Глазные яблоки присохли к орбитам. Комната исчезала за пеленой дыма. Внезапно Клаудия почувствовала удивительное спокойствие. Языки пламени напомнили ей о том, как потрескивал огонь в муфельной печи. Она ставила туда фигурки, чтобы они затвердели и сохранили приданную им форму. Их надо было хорошенько подсушить перед тем, как отправлять в печь, иначе они разлетались на кусочки во время обжига. Клаудия подумала о стенах своего дома, о нагретой солнцем бегущей по трубам воде.
От жара язык совсем распух и стал похож на полупрожеванный бифштекс. Зубы вылущились из лунок и готовы были выпасть в любую секунду. Клаудия хотела открыть глаза, но век уже не было.
Тогда она решила, что это только сон, сон, который вынудил ее существовать в уродливом и опасном мире, где постоянно меняется климат, где отнимают любимых, самых дорогих людей.
Кожи больше не было, и последние капли влаги испарились в огне. Клаудия знала, что все будет хорошо и она навсегда застынет в этой прекрасной грациозной позе. Абсолютно защищенная вечностью.
Чейз прыгал через две ступеньки, едва касаясь перил. Он промчался через гостиную и огляделся в поисках воды или огнетушителя. Такой красный или оранжевый баллон. Нигде не видно. Сержант думал только о девочке наверху, о том, что она погибнет, если он не найдет воду. На глазах выступали слезы.
Чейз вбежал на кухню и открыл краны. Ни капли. Он отчаянно поискал под раковиной вентиль, но не обнаружил ни одного ввода. Тогда сержант попытался с корнем вырвать трубу, тянул и тряс изо всех сил. Без толку. Оглянулся в поисках какого-нибудь сосуда.
Ведра нет. Распахнул дверцы буфета. Миски, тарелки, стаканы. Схватил две неглубокие миски и кинулся назад в гостиную. Краем глаза он заметил, как блестит в окне океан. Синяя гладь простиралась до самого горизонта. Сержант влетел в ванную справа по коридору, кинул миски в фарфоровую раковину и открыл оба крана. Не течет. Кран над ванной тоже не работает. Сухо. К тому времени, как Чейз вернулся на второй этаж, верхнюю площадку уже плотно заволокло дымом. Спасаясь от него, сержант нагнулся, почти пополз и стал искать в спальнях огнетушитель и мать девочки. Распахнул дверцы шкафа в детской. Баллона не было. Внезапно легкие наполнились дымом, и сержант разразился сухим кашлем. Он упорно продолжал искать. Вот спальня матери. Никого. Кашель раздирал грудь. Чейз нырнул к дверям шкафа. С плечиков свисали ночные рубашки, на рукавах чернильные надписи, сделанные каллиграфическим почерком. Он раздвинул их в поисках баллона. Грудь сдавило удушьем, в голове звенело. Сержант понял, что, если быстро не выйдет на воздух, он потеряет сознание и больше никогда не придет в себя. Чейз бросился в мастерскую, от кашля слезились глаза, в комнате плясали языки пламени. Девочка неподвижно лежала на полу, кожа ее горела. Страшный жар, в десять раз сильнее, чем летний зной, не давал стоять на месте. Чейз отскочил, одежда на нем чуть не загорелась, рядом что-то полыхнуло. С какой скоростью надо двигаться, чтобы не обгореть? Сержант плакал и пытался добраться до ребенка. Пламя дохнуло ему в лицо, опалило кожу. Оно больше не потрескивало, а ревело, стены горели до самого потолка.