— Тари, будешь ты мне помогать или нет? — отец крякнул, взвалив на себя здоровенный тюк с вещами. — Кончай лодырничать.
Капли застучали медленнее, а потом и вовсе перестали. Жужжание тоже стихло. В нос ударил запах тухлой рыбы, настолько отвратительный, что Тари отвернулась и ойкнула. Она даже не заметила, отразило ли зеркало ее движение. Тошнота подкатила к горлу, захотелось сплюнуть, чтобы избавиться от мерзкого вкуса во рту. Тари языком провела по передним зубам.
— Пап, чем это воняет?
Джозеф, который стоял над большим чемоданом и локтем прижимал к себе подушку, выпрямился и принюхался.
— Ничего не чувствую. Может, сиренью?
— Да нет, воняет, а не пахнет.
Отец пожал плечами.
— Тогда не знаю. — Он кое-как подхватил большую черную сумку, покрепче стиснул подушку и направился к дому. — Ну и жара, так и помереть недолго, — пропыхтел он. — По мне, уж лучше снег.
Тари заметила, что их машина стоит прямо на траве — подъезд к дому совсем зарос. Ей вообще нравилось все, что растет само по себе. Газон пестрел красными цветочками, у дороги цвела сирень. Ее аромат мешался с запахом нагретой травы, перебивая рыбную вонь. Вдали за холмами, за елями и кустами, за старыми рыбацкими хижинами сверкал синевой океан. От солнца зудела кожа. Тари почесала затылок — оказалось, волосы мокрые насквозь. Где же серебряные искорки на воде, которые показала старушка? «Рыба учится летать». Тари вспомнила, что когда-то уже рисовала летучих рыбок и полистала блокнот. Нет, похоже, рисунок остался в старом блокноте. Эта мисс Лэрейси так обрадовалась, когда узнала, что Тари рисует. Даже назвала ее картинки «искуйством». Славная бабушка.
Джозеф вышел из дома, громко отдуваясь. На лбу блестели капельки пота. Щурясь и утираясь, Джозеф склонился над чемоданом. Потом махнул рукой, и уселся на чемодан верхом.
— Тащи в дом, — сказал он, кивнув на пакет с едой. — У меня перерыв.
— Ты «Крокет» купил! Мое любимое печенье!
Джозеф рассмеялся и потрепал Тари по голове.
— Как тебе домец? — Он пальцем показал через плечо. — Класс?
— Супер. Мне ужасно нравится. — Тари вытянула из-за уха карандаш и начала рисовать дом.
— Давным-давно здесь жил рыбак. Он этот дом сюда и перевез. Из другого приморского городка.
— Перевез?
— Да, раньше все за собой домики таскали, как улитки. Знаешь, как?
— А зачем их вообще таскать?
— Правительство велело. Так удобнее, когда люди живут кучно. Меньше дорог делать приходится. А многие не захотели строить новые дома и привезли старые. Так ты знаешь, как они это делали?
— На большущих грузовиках?
Отец рассмеялся:
— Нет, это ж было давно.
— На лошадях?
— Нет. Ну, последняя попытка.
— По сто человек собирались?
— Не-а. Сплавляли по воде. — Джозеф встал и повернулся к бухте. — Сначала по воде, а уж потом волоком до места.
— Не может быть. Дома не плавают, — возразила Тари, но на всякий случай пририсовала к дому воду. Волны с барашками.
— Плавают, плавают. Люди строили огромные плоты из бревен и пустых бочек, канатами цепляли к своим лодкам и тянули за собой. — Джозеф извлек из чемодана картонную коробку с посудой. Коробка зазвенела. — Вот так они и перевозили свои хижины. Морские пилигримы. Здорово, правда?
— Да-а… — Тари сосредоточенно рисовала бочки. — А что такое «пилигримы»? — спросила она, втайне надеясь, что это слово тоже можно нарисовать и дополнить картинку с домом.
— Люди, которые перебираются с одного места на другое. Представляешь, как они свои дома любили? Все, перерыв окончен. Давай за работу.
— Я рисую.
— Ничего, хоть раз чем-то еще займешься.
Грустно вздохнув, Тари захлопнула блокнот, но тут же снова открыла и нарисовала над крышей семь летучих рыб.
— Убери блокнот, говорю.
Тари послушалась, но уж очень хотелось подразнить отца. Она приподняла край обложки. Джозеф нахмурился, и девочка сдалась.
— А можно мне печенья? Очень есть хочется.
— Ты же голодная. — Джозеф немного смягчился. — Бедный ребенок.
— Можно, можно?
— Так ведь каникулы. Можно есть, все, что хочешь.
— Ура! Ты самый лучший папа на свете!
Джозеф усмехнулся, подмигнул ей и зашагал к дому. Тари старательно сосчитала застекленные квадратики в окошках на втором этаже. В каждом — по восемь квадратиков. Все здесь было древним, совсем не таким, как в городе. Даже воздух другой. Маме бы тут понравилось. Тари вспомнила про маму и сразу сникла. Она сунула блокнот под мышку и взялась за пакет. Отец как раз снова появился на крыльце.
— Тяже-елый, — заныла Тари.
— Крепись, — ответил Джозеф, гремя коробкой с посудой. — Ты теперь живешь у моря, дева. Так будь же сильной и выносливой.
Тари остановилась, чтобы посмотреть на лес позади сарая, потом на застекленное окно вверху. Она поняла, что в сарае таится какая-то угроза: постройку окутывала еле заметная серая дымка. Тари с младенческих лет считала серый цветом опасности, и под ложечкой у нее засосало. Серая дымка начала пульсировать. «Тари!» — донесся откуда-то едва слышный детский шепоток. По спине у девочки побежали мурашки, она попятилась. Снова застучали капли и зажужжали тысячи мух. От запаха тухлятины совсем расхотелось есть. «Бр-р-р». Личико у Тари вытянулось. Серое облако вокруг сарая теперь отчетливо выделялось на фоне ярко-синего неба.
— Пап, — робко позвала она. — Опять запахло.
Мисс Лэрейси лелеяла в руках брусничный пирог, бережно завернутый в вощеную бумагу. Края обертки она аккуратно заклеила скотчем. «Кулек всем на загляденье», — подумала старушка, любуясь своей работой. Дорога опустела. Томми Квилти жил через три дома, прямо возле клуба. Мисс Лэрейси глубоко вдохнула живительный вечерний воздух и представила в густой траве молодую парочку. Целовашки-обнимашки, пылкие клятвы. Самая подходящая ночь для таких развлечений. Мисс Лэрейси ухмыльнулась. «Э-эх», — протянула она, поджала губы и подмигнула своим бесстыжим мыслям.
В клубе шумели. Доносились мужские голоса и странный звук, похожий на треск таксистской рации. Может, собрание добровольной пожарной дружины? Стальная дверь на замке, внутрь никак не заглянуть. У стены кто-то оставил зеленый фургон, прямо рядом с двумя деревянными контейнерами, один для кухонных отходов, другой для пластмассы и бумаги. Иногда по вторникам мисс Лэрейси не успевала вынести мешки с помойкой к приезду мусоровоза, и приходилось тащить их сюда. И то сказать, не велик труд. Сил у ней до сих пор в избытке. Мисс Лэрейси прищурилась и в свете уличного фонаря разглядела на дверце фургона армейскую эмблему. «А воякам-то чего тут надо? — удивилась старушка. — Небось, опять лотерею затевают, деньжат из наших выбить хотят. Видать, ракеты закончились, не иначе».