Она едет к соседнему дому, опасаясь в душе, что мать так и не вернулась. В конце концов, она ведь просто осматривала дом. За чем ей возвращаться, если не за ребенком? У Анны живот сводит от дурного предчувствия. Она никак не может понять, что происходит с девочками. Чтобы убедиться, что все это ей не приснилось, она снова проверяет зеркало заднего вида.
— Анна?
— Да?
— Разве ты не хочешь знать, как меня зовут?
— Да, конечно. Я должна была спросить.
Девочка замолчала.
Анна ждет. Она снова бросает взгляд в зеркало и видит, что голова ребенка повернута к окну, словно она смотрит на проносящийся мимо пейзаж.
Анна гадает, как она чувствует это движение, сидя в машине и не зная, где она едет, не догадываясь о надвигающейся беде.
— Девочка?
— Да.
Малышка поворачивает голову, и теперь она смотрит прямо в спинку сиденья водителя.
— Ты хотела сказать, как тебя зовут.
— Я думаю.
Анна ждет, переводя глаза с зеркала на дорогу и обратно.
— Я не помню, Анна.
При этих словах Анна тревожно вздыхает. Потом облизывает губы.
— Подумай, дружочек. Как же можно забыть свое собственное имя?
Девочка снова отворачивается к окну, чувствуя движение машины, уносящей неизвестно куда.
— Знаешь что?
— Что?
— По-моему, у меня нет имени.
День 36-й, 6-я неделя.
Между передним мозгом и челюстной костью появляется углубление, на месте которого сформируются рот и ротовая полость. Голубой пигмент проявляется во внешнем слое оптического бокала, оптический нерв удлиняется. В носовом диске появляются два симметричных углубления — будущие ноздри.
23 марта, много шуму.
Три дня спустя девочка по-прежнему с Анной.
Как и ожидалось, когда Анна привезла безымянную черноволосую девочку к дому, где она впервые ее увидела, там никого не оказалось. Ей пришлось вернуться домой вместе с ребенком.
Все попытки отвезти девочку в полицию оказались безрезультатны. Малышка всякий раз исчезала, как только Анна оставляла машину перед отделением, и снова появлялась в Аннином доме. Анна дала полицейскому номер машины, и он заверил ее, что проследит, чтобы машину нашли. Прошло два дня, и от него не было никаких вестей.
Анна размышляет, не уехать ли ей из Баренида, но она не может бросить малышку. Анна уверена, что девочка так же реальна, как любой другой человек. Может получиться, что она заберет ребенка с собой в Сент-Джонс, а в это время мать девочки одумается и вернется за ней. Кроме того, Анна боится, что, если она возьмет ребенка с собой, это могут счесть похищением.
Чтобы чем-то занять ребенка, Анна дала ей кисти, чтобы она рисовала на стенах в коридоре. Малышка рисует зеленой краской длинные широкие линии с растущими из них зубцами. Вторая девочка не такая талантливая, как первая, но у нее есть свой стиль, более реалистичный. Покончив с линиями, девочка принимается выводить слова.
Анна отказалась от мысли отвезти малышку в полицию и оставила ее в покое, надеясь, что мать ребенка скоро отыщется.
Выйдя из спальни, Анна остановилась при виде большого неровного пятна красного цвета на полу в коридоре. Наверное, девочка разлила банку с красной краской и отправилась на кухню в поисках полотенца, чтобы ее вытереть.
Анна спускается по лестнице вниз, гадая, где ребенок мог найти четыре галлона красной краски, и замирает, завороженная сиянием, льющимся в окно входной двери, — это солнечный свет отражается от снега. Она заходит на кухню, но девочки и здесь нет.
На столе гудит, вибрируя, мобильный телефон. Уже несколько дней никто не звонил, и Анна рада услышать человеческий голос.
— Анна?
— Я слушаю.
— Привет, это Дэвид. Как твои дела?
Анна улыбается. В голосе Дэвида всегда слышен неиссякаемый энтузиазм.
— Все в порядке, а у тебя как?
— Как тебе известно, я невероятно талантлив.
Анна смеется.
— Я насчет новой работы. Мне тут позвонили сразу из нескольких СМИ. Похоже, ты проснулась знаменитой. Давно пора, потому что, как ты помнишь, я всегда в тебя верил. Их словно прорвало. Хотят с тобой связаться, требуют твой номер телефона. Но я не дал. Решил сначала поговорить с тобой. Мне кажется, так будет лучше.
— Из СМИ? А по какому поводу?
— Не говорят. Но, видно, ты наделала много шуму. Они все очень настойчивы. В чем дело? Тебя похвалил какой-то богатый коллекционер?
Анна вздыхает, подозревая, что это связано с приближающимся судебным процессом.
— Дать им твой телефон?
— Нет.
— Ладно. Коротко и ясно. Немного резко, я бы сказал. Но я не в обиде. У тебя все в порядке?
— Да, да, конечно.
— На тебя не похоже.
— Не веришь?
— А где ты? Я к тебе заходил. Ты от меня прячешься?
— Я купила новый дом.
— Где?
— За городом.
— Не ожидал от тебя.
— И превратилась в деревенскую клушу.
— Понятно. А картины когда покажешь?
— Через пару недель.
— А вообще как дела?
— Отлично.
Рассказать ему о беременности? Анне хочется с кем-нибудь поделиться. Но жалко расставаться со своим секретом. Почему? Неужели она боится сказать, что у нее будет ребенок? Наоборот, она готова сообщить эту новость всем, даже незнакомым людям на улице. Это надо бы отпраздновать.
— Что в галерее?
— Мерзость запустения. Я думал, ты собираешься в Италию со своим приятелем-врачом.
— Не вышло.
— С Италией или с врачом?
— Так я тебе и рассказала.
— Не хочешь — не надо. А номер для прессы?
— Нет. Я расскажу тебе, в чем дело, сразу как только увидимся.
— Договорились. Ну, пока. Мне тут звонят.
— Счастливо.
Анна захлопывает телефон. Она стоит на кухне, физически ощущая исчезновение голоса Дэвида, связывавшего ее с другой жизнью. Та жизнь ей больше не нужна. Снова воцарилась тишина. Анна касается лица и нащупывает несколько прыщиков. Она проголодалась. Ей хочется чего-то, она сама не знает чего. Надо только вспомнить, как оно называется.
— Кто там? — кричит она, но ответа нет.
Анна выглядывает в окно и видит мальчика, чуть больше года, одетого слишком легко для зимы. Он ковыляет от дороги к ее дому. Во дворе он падает и заходится плачем, но сквозь стекло звука не слышно. Она барабанит по стеклу, чтобы привлечь его внимание. Костяшки ее пальцев стучат так громко, что Анна боится разбить стекло.