— Я заеду туда, — пообещал Джек. Они очень просто сумели разделаться с последним библиотекарем, даже слишком просто. Он и с этим быстренько справится. — Я возьму дело под свой личный контроль.
И тут Джека осенила гениальная идея. «Если уж Стоуи так помешан на своей задумке, предложу-ка я ему надёжного и верного помощника — вот мы и заимеем в доме своего человека».
Кардинал скорчил гримасу, его подчинённые знали, что эти опущенные вниз плотно сжатые губы должны были обозначать улыбку. Эта идея ему нравилась. «Любая безвыходная ситуация сама подскажет выход», — довольно пробормотал он.
Джек надулся от гордости, но не показал виду, вежливо кивнул и отчеканил:
— Есть, сэр.
— Вам нельзя работать на этого человека — выдала мне Инга Локисборг.
Прожив в Америке сорок семь лет, она всё ещё не избавилась от этого, словно рубленного, акцента.
Как главный библиотекарь, Инга отвечала и за само помещение библиотеки, и непосредственно за сохранность книг, и за книгохранилища на этом и на всех нижних этажах, и за работающий персонал. Решительная, если судить по библиотечным меркам, дама, всегда способная отстоять свою точку зрения. Словом, настоящая карга. Её лицо было похоже на кусок глинистого сланца, так много на нём было морщинок, глаза тоже напоминали цветом сланец: серо-голубые с маленькими голубоватыми точечками, словно тот голубовато-серый камень, которым когда-то давно были замощены нью-йоркские улицы. От этих глаз ничто не могло укрыться.
— Он — нехороший человек, — Инга трясла кистью, словно в ладони у неё были руны и она собиралась раскинуть их на столе, чтобы убедиться в том, что ей и так было известно, — ты ввязался в плохое дело.
— Он портит землю, — продолжала она. И она была права, если, конечно, придерживаться той точки зрения, что разрастание городов, увеличение количества торговых точек и восьмиполосные трассы на месте лесов и лугов — это плохо.
— Он старик. Не скажу, что он не может причинить вред, но позиции свои он сдаёт.
— Он портит людей, — рука Инги продолжала подрагивать, я почти физически слышал шум рунических камешков.
«Ну давай же, бросай уже, —
хотелось мне сказать про эти несуществующие камешки, —
напророчествуй всё, что хочешь, и покончим с этим». —
— Он нанимает людей, вводит их в искушение и разрушает как личность.
Тут я начал смутно что-то припоминать. Это было очень давно. Её муж, желая разбогатеть, заключил сделку, связанную с земельной собственностью, но не разбогател, а наоборот, потерял кучу денег и выслушал множество упрёков от всех, кого вовлек в это дело. Тогда ещё существовали Уолл-Март, Клуб у Сэма, Королевский гамбургер и Toys «R» Us, вокруг этих монстров влачила жалкое существование куча мелких магазинчиков, а три старомодных заурядных городка потихонечку, улицей за улицей сдавали свои позиции и как-то незаметно превращались в окраину огромного города.
Её муж, довольно известный преподаватель латинского и греческого языков, по наследству получил приличную сумму денег и смог вести несколько более изысканную, даже утонченную, жизнь. Он был женат. Когда-то и Инга была молода, её волосы, которые сейчас поблекли, поседели и стали жёсткими и ломкими, блестели в солнечных лучах, грудь, которую она теперь прятала в бесформенных свитерах, была упруга, её кожа нежно золотилась под лучами солнца, а голубизна глаз напоминала о морских волнах, насквозь просвеченных солнцем. Инга была настоящей скандинавской красавицей и, думаю, она многим кружила голову и многие были влюблены в неё. Во всяком случае, преподаватель древних языков был совершенно очарован своей студенткой (Инга приехала в Америку из Норвегии по студенческому обмену), разгорелся скандал, и преподаватель ушёл от жены, с которой прожил семнадцать лет (я, конечно, её не знал, да и было это давным-давно).
Ушёл от одной, женился на другой, впереди его ждали взлёты и падения. Я не знал подробностей, и не был хорошо знаком ни с Ингой, ни с её мужем, нас связывали только годы совместной работы. Он умер раньше, Инга осталась вдовой. После мужа она получала пенсию, жила в маленьком домике, куда переехала после продажи большого, так что зарплаты библиотекаря ей вполне хватало. Но несмотря на все свои морщины и седину, Инга, по которой никто больше не сходил с ума, была по-прежнему живой, решительной и очень любила совать свой нос в чужие дела.
— Непростое нынче выдалось лето, — попытался я переменить тему разговора. Каждое лето университет героически пытался продолжать свою бурную деятельность. За последние двадцать лет все бухгалтеры, все приглашённые на временную работу специалисты в один голос уверяли нас, что университет — это бизнес, и так к нему и надо относиться. Закрытие любого дела на три месяца в году ведёт к увеличению накладных расходов, и дальнейшие попытки получить прибыль с капиталовложений обречены на провал. Так что мы изо всех сил старались поддерживать жизнь в стенах университета: проводили семинары, конференции, сдавали комнаты в общежитиях. Пробовали мы проводить и спортивные мероприятия, три года назад, например, мы подверглись нашествию маленьких бейсболистов. Плохо, что организаторы не сообразили, что для ребят от восьми до двенадцати нужно гораздо больше вожатых, чем они наняли, и после всех скандалов, связанных с наркотиками, сексом, алкоголем, вандализмом и поджогами, с мероприятиями спортивного характера мы больше не связывались. В этом году у нас был даже менеджер, отвечающий за проведение конференций, и она уже устроила несколько: университет Трайстейт провёл встречу по проблемам питания, прошла ярмарка вакансий для выпускников по специальностям «философия» и «история искусств» и семинары «Хёндай» для менеджеров по продажам и для работников сервисных центров.
К сожалению, ни для одного из этих мероприятий библиотека не требовалась, так что в интересах экономии в летние месяцы часы работы библиотеки сокращались, как, кстати, и зарплата.
— Да и денег подзаработаю, — продолжил я объяснять Инге.
— А кто виноват в том, что тебе не хватает денег? Кто виноват в том, что у всех у нас такие низкие зарплаты? Кто виноват, а? Кто виноват в том, что университет вынужден постоянно экономить на учителях и библиотеках? А ведь университет — это и есть учителя и библиотека. Какой позор!
— Инга…
— Но, — оборвала она меня, — он же слон. Сумасшедший слон.
— Я тебя не понимаю.
— Нет, ты прекрасно понимаешь, о чём я.
— Ты о Золотых Слонах?
Стоуи был одним из отцов-основателей Клуба Слонов. Клуб Слонов — это группа людей, которые дают много денег партии республиканцев. Чтобы стать Золотым Слоном, надо найти по меньшей мере сотню человек, каждый из которых дал бы на проведение предвыборной компании две тысячи долларов, каждый Золотой Слон весом в двести тысяч долларов — это влиятельное лицо на американской политической сцене. Я ещё только начинал работать на ферме Стоуи, а уже успел пару раз услышать, как Стоуи пару раз обсуждал с кем-то предвыборные деньги. Политика — объяснял он потенциальным донорам — это один из видов бизнеса. Поставь правильных людей куда надо и будешь вознагражден сторицей. И тут же рассказал специфичный анекдот про то, как угольный магнат активно спонсировал первую предвыборную кампанию президента Скотта и взамен помощником министра внутренних дел был назначен удобный ему человек, который стал лоббировать его интересы.