Джек вышел из спортзала абсолютно вымотанным. Да, он не молод. Он не может проводить половину жизни в зале, половину на беговой дорожке, а оставшуюся половину гоняться за преступниками, как какой-нибудь юнец, которому мало 24-х часов в сутки. Он отвечал за многое, за столь многое, что иногда ему голову-то помыть времени не хватало, не говоря уж о спортзале. Он глотал стероиды. Немного, просто чтобы быть в форме. Ничего страшного, если он проглотит несколько таблеток. Ему нравилось чувствовать свои сильные бицепсы и упругий живот после тренировок.
Воскресенье, вечер, они приглашены. Опросы показывают, что Мёрфи и Скотт идут ноздря в ноздрю, все нервничают, но усиленно стараются делать вид, что всё хорошо, что ничего не происходит. Джек-то действительно был спокоен, потому что знал, а вот другие не знали и изо всех сил делали вид. И это чувствовалось.
Там будет госсекретарь. Чтобы понять, кто попадёт в опалу, а кто получит повышение, достаточно просто посмотреть, с кем поздоровается старик с шаркающей походкой, Кардинал. Да, такое нельзя пропустить.
И всё же до вечера оставалось ещё немного времени и вполне можно успеть позаниматься сексом. Даже если Ниоб уже накрасилась. Он любил её блестящие красные губы. Сотрём помаду, пусть превратится в бесформенную массу, ей идёт некая неаккуратность. Потом поправит. Даже если она уже одета. Пусть снимет и наденет что-нибудь другое. А ещё лучше просто задрать ей платье и войти сзади. В этом — оба одеты, открыты только их половые органы — есть что-то звериное, что-то по-настоящему близкое к природе. Близкое к естественному. Стройная женщина с большой задницей… в подобном слияние есть что-то от совокупления жеребца и кобылы.
Ниоб была хорошей женой: она никогда не говорила «нет».
Итак, сначала секс. Потом вечер. Потом прямо с вечера он едет в Нью-Джерси — вещи он уже собрал — и будет он там до среды. Да, здорово, что идея заняться сексом пришла к нему именно сейчас.
Он со стуком распахнул дверь и пошел, топоча как слон — она поймёт, что её муж хочет её. Эх, как бы он хотел сказать ей, что очень сильно её хочет. Он бы хотел рассказать ей, что он делает, чтобы Скотт остался президентом. Сказать ей, что в Америке всё будет хорошо, что в Америке всё будет хорошо целое столетие, что она станет невиданной ранее сверхдержавой.
«Дайте мне рычаг и опору, — казалось, говорили его шаги, — и я изменю мир. Если в мире всё будет хорошо и спокойно, замечательно, но если он вдруг сойдёт с намеченного курса, он, Джек Морган, вернёт его обратно, и поднажмёт и заставит идти как надо».
Он принялся массировать свой член. Да, он хотел рассказать ей всё, но он не имел права. И всё же, думая о будущем, он чувствовал крайнее возбуждение, и в прямом и в переносном смысле. Он топал из ванны в спальню, и его воображение рисовало ему женщину, которая сидит у него на коленях — она была наградой за победу в жестоком приключении — и сияющие груды награбленного добра, и поверженных врагов у его ног. Потом бы он встал перед ней на колени и признался, что обожает её, она принадлежит ему. Он хотел её, ох, как он хотел её!
Он промчался по дому стрелой и ворвался в спальню. Ниоб сидела в чёрном вечернем платье с открытыми плечами, он хотел, чтобы она надела именно это платье. У неё была прекрасная кожа, гладкая, чистая, она казалась полупрозрачной в свете ламп. Он увидел её плечи, и ему сразу же захотелось прижаться к ним губами, потом взять её упругие груди в ладони и ласкать их, пока она не возбудится. Он мог бы сорвать с неё платье, но, конечно же, он этого не сделает — они недостаточно богаты, чтобы позволить себе это. Во всяком случае, не тысячедолларовое платье, которое она надела, чтобы отправиться на вечер, где будет присутствовать множество влиятельных людей. Он никогда не спрашивал, сколько стоят её наряды. Ему нравилось, что она прекрасно выглядит, что у неё отличные украшения, что она — его наглядное подтверждение того, что он успешен и того, что он ещё ой как силён как мужчина! Да, Ниоб была настоящей наградой. И, чёрт подери, её капризы стоило исполнять. Стоило платить за её наряды. Стоило разрешать ей работать и вести себя немножко необычно.
Он решил, что они займутся сексом прямо там, где она сидит. Его член уже начал вставать сам. Она закончила макияж и почти закончила причёску. Казалось, она специально немного замешкалась с этим, чтобы он мог осуществить задуманное.
Он обнял её сзади, одна рука на плече, вторая ласкает ухоженные, мягкие на ощупь волосы. Он прижался к ней. Она посмотрела на его отражение в зеркале. На лице Ниоб не отразилось ничего. Ему нравилось это её выражение, она казалась ему в этот момент гордой, почти надменной. Ради такой награды стоило постараться. Он притянул её к себе, он очень старался быть с ней максимально нежным, но не смог и силой развернул её голову к себе, и прижался горячими губами к нежной шее. «Ещё бы чуть-чуть, — подумал он, — и ей бы пришлось замазывать следы тональным кремом».
Рука с плеча соскользнула вниз, под платье и опустилась на грудь. «Нежнее», — подумала Ниоб, но промолчала. Он делал то, что хотел. Когда-то ей это нравилось, и она этого хотела. Ниоб хотела иметь хозяина. Она была человеком, которому отчаянно надо было кого-то слушаться, ей надо было кого-то слушаться, чтобы жить.
Но всё меняется.
Если уж это неизбежно, пусть всё пройдёт как можно быстрее. Если она откажет, он подумает, что что-то не так и будет злым и несчастным. В конце концов, он по-настоящему хотел её, а это случалось не каждый день. Тут Ниоб тихонько застонала. После того, как она сбежала из дому, она какое-то время работала стриптизёршей и прекрасно знала, когда надо застонать, когда надо чуть повернуться и как легко ублажить мужчину.
Он действительно очень её хотел. Следуя его воле, она мягко поднялась со стула. Она поняла, что он хочет войти сзади, хочет увидеть её округлые, упругие и пружинистые, словно шарики, ягодицы. Хочет ласкать их, хочет задрать платье и стянуть трусики. Интересно, он их раздерет или просто спустит? Она дотронулась до вагины и почувствовала влагу. Замечательно, так удобнее. Она услышала треск молнии и почувствовала, что он специально мешкает. Тут она почувствовала его горячий член, который как бы спрашивал позволения войти. Он страстно сжимал её ягодицы. Ей стало даже немножко стыдно, что она не может ответить ему взаимностью, и она шумно задышала и повела бёдрами. Он сильно сдавил ей грудь. Когда-то давно она просила его быть очень аккуратным в самом начале, а потом, к концу надавливать всё сильнее и сильнее. Повторять сейчас бесполезно. Что такое эта боль в сравнении с другими, куда как более важными вещами?
Он распалялся ещё больше, одним движением стянул с неё трусики и откинулся назад посмотреть. Она отвернулась, чтобы, когда он войдёт, он не мог видеть её лицо в зеркале. Она боялась, что заплачет. А это ничего не изменит.
И тут завибрировал телефон.
— Это что ещё такое?
Ниоб прекрасно знала, что это. Её второй мобильник. Она поставила его на вибровызов, но собралась пойти с другой сумочкой, вытащила его и ещё не успела положить в новую. И теперь он вибрировал на её туалетном столике.