Нет, как пила — помню. Отчасти. Как у Петрухи на «пятке» начинали. Смотрели по видаку мой «Dark City». Причем уже начинали с «бодяги» — хотя обычно визиты «на точку» начинаются только после того, как все остальное выпито, а башлей ни на какой фабричный продукт не хватает…
Вода эта. Вырубить ее наконец. И вылезти. Хоть понять, где я все-таки…
Какое там — вылезти…
У кого-то же день рождения намечался. У кого-то полузнакомого. У Петькиного какого-то кореша. Этого самого дурака. Из ролевой тусовки. Как его, гоблина… хоббита… Башка-а-а…
В Юрмале он, Петруха говорил, гулял: кабак какой-то снял на Йомас. И решили мы — правильно — ломануться к нему всей шоблой. Потому что все уже были хорошо датые. Ибо, как говаривал в свое время Горшок, «сто грамм — не стоп-кран: дернешь — не остановишься»…
И куда-то мы, значит, всей шоблой ломанулись. На взморье? Никакого, однако, взморья в памяти уже не осело… Не, надо все-таки вылезать, сколько можно мокнуть.
К тому же — Тихо Браге.
Легендарный астролог Тихо Браге помер, как известно, от разрыва мочевого пузыря. Его, беднягу, приперло на королевском балу в процессе беседы лично с Рудольфом Вторым — и он не посмел прервать императора и отлучиться… И если я не хочу повторить его судьбу…
С третьей попытки сажусь в ванне. Опершись рукой о левый бортик, пытаюсь через него перевалиться. Тошнота подергивается, хочет наружу. Еле сдерживаюсь.
Да. Нет. Незнакомая какая-то хата. Ванная, во всяком случае, незнакомая. Совмещенный санузел. Так, вижу джинсы…
Ладно, раз, два… Бьюсь о бортик коленкой. Ледяная плитка. Шлепаю, капаю. Осторожно пробую дверь — заперта. Никаких звуков снаружи. О’кей, куда-то ломанулись — а вот что было дальше? Дальше… Дальше мозговое усилие порождает очередной спазм — и уже не в силах терпеть, я с жалобным звуком, внезапно навернувшимися слезами и просаживающей до промежности мгновенной болью вываливаю в очко невнятную бледную дрянь, какие-то прогорклые остатки.
Стоп. Тьфу. Мы поперлись на электричку… Тьфу. И на станции, на «Золитудке», кого-то встретили. Тьфу, м-мерзость… Кого-то встретили и в Юрмалу не поехали. То есть не все поехали. Но кого именно мы там встретили — хоть убей… Во. Тут начинаются пробелы. Blackout. Про это, между прочим, Феррара и снял. Бухал чудила, бухал — сам не заметил, как девку какую-то кокнул… так, по-моему, там было. Киношник некий. Вот, дескать, кино до чего доводит… Вырубаю, наконец, воду. Сколько ж ее натечь-то успело? Кель ор этиль вообще?
Кино…
Сердце молотит — часто, гулко. Сморкаюсь в раковину. Провожу ладонью по запотевшему зеркалу. Все равно почти ничего не видать. Обхватив руками костлявое, пупырчатое, мелко вибрирующее тело, переступая босыми подошвами, щурюсь на что-то малознакомое, малопонятное, полурастворенное в тумане. Тоже, блин, — кадр… Пошлый.
Откручиваю холодную — опять плюется душ. Где оно перерубается?.. А. Кто это из пацанов рассказывал, как однажды с бодунища, замученный сушняком, встал раком посреди опрятного газончика на заправке «Статойл» и принялся ловить разинутым ртом струйки из бодро вертящегося фонтанчика автоматической поливалки?..
Закрываю кран и снова к толчку — нельзя все-таки обращаться так с мочевым пузырем. Уф-ф-ф… Через вентиляционную решетку слышно, как визгливая старуха выговаривает плаксивому младенцу. Потом там у них что-то громко падает. Болбочет где-то телик. Утро уже, наверное. Как любит уточнять в таких ситуациях Горшок, «утро делового человека»…
В глубине квартиры просыпается мобила. Раз за разом курлыкает одну и ту же коротенькую музыкальную фразу. Три… Четыре… Не берут. Шесть… Семь… Упорный кто-то… Нет, не взяли. Тишина.
Может, оно и к лучшему? Так ведь и подмывает срыть отсюда по-тихому, ни черта не выясняя и не объясняя… Вообще, если честно, не нравится мне все это. Почему память напрочь отшибло? Никогда, по-моему, еще такого не было. Словно клофелином угостили. Рогипнолом…
От с-сука — джинсы изгвазданы… Да здорово как… Между прочим, на блевотину похоже… Воняет мерзостно — но чем, непонятно. Кажется, все-таки не блевотина… Натя-ягиваю штаны на влажную кожу. Шарю по карманам. Билет на маршрутку. Куда это меня понесло на маршрутке?.. Короткое движение под поверхностью — бульк, и все… только круги пошли: неприятное какое-то, тревожное не то послевкусие, не то предчувствие… Ладно. Разберемся…
Так, одежды моей тут, в ванной, больше нет — придется выходить в большой мир босиком и топлесс. В большом мире полутемно — но не потому, что не рассвело, а потому, что коридор глухой и узкий. Старый, видимо, дом. Точно — первый раз я в этой квартире.
Майка моя валяется перед дверью в ванную — как тряпка, ноги вытирать. Собственно, тряпка и есть. Весь перед в той же самой бурой пакости, что и джинсы. Или все-таки это у меня вышло так удачно себя облевать?.. С отвращением надеваю — че еще делать. Налево — темная прихожая, направо — залитая солнцем кухня. Очень хочется податься налево и, пока никто не заметил… Но привычка заставляет прошлепать на кухню — там могло остаться.
Щурюсь от прямого солнца: широкого, горячего, отскакивающего от бутылок. Да, блин, погуляли… А-а, с-собака! Это еще что?.. Мать твою. Осколки. До крови, черт… Посуду какую-то раскокали… Окно невысоко: второй, видимо, этаж. Громадные кусты сирени, незнакомый двор, мусорные баки.
…На столе — стакан с окурками. И тут же всплывает — очень четко, но вне какой бы то ни было связи с предыдущим и последующим: этот стакан, высокий, узкий — и поднимающаяся из него тонкая, ровная, идеально вертикальная струйка белого дыма. Мне еще как обычно подумалось: кадр!..
Опять звонит труба. Я стою, жду, ответят ли. Опять не отвечают.
…Ага, вот и остатки. «Рыгалия». Совсем остатки, граммов сорок.
Пекло убивает. Разлагается недоеденная закусь. Ну, с богом! Зажмуриваюсь, задерживаю дыхание… Торопливо запиваю из крана мойки. В ведре под раковиной весело блестят расковыренной фольгой пластинки от таблеток. Колеса, говорите?.. Пока люди по-прежнему занимаются сексом безо всякого разбору со многими незнакомыми партнерами и без всякого предохранения, одновременно экспериментируя с расширяющими сознание наркотиками, не заботясь о последствиях, я буду счастлив. Подпись: Остин Пауэрс. Вдруг неприятное ощущение возвращается — оно, оказывается, и не делось никуда, просто сейчас резонирует сильнее. Остервенело плещу себе в рожу хлорированную воду. На мгновение что-то приоткрывается — нет, не ухватить…
На белом пластмассовом кране — бурые мазки. Ковыряю ногтем. Опускаю взгляд на себя. Погуляли…
Шипя себе под нос, хромаю по коридору к прихожей — на стертом линолеуме остаются расплывчатые кровавые запятые. Так-так-так… Полуоткрытая дверь в какую-то комнату — и на ее пороге щедрая, узнаваемая, желто-коричневая, с протяжными веерными отростками, с аппетитными комочками лужа…
Оглядываюсь на входную дверь. Смотрю на дверь в комнату.
Делаю полтора осторожных шажка, стараясь не вляпаться. О-о, какой запашок… Еще шаг. Не знаю, что происходит сначала: я отдаю себе отчет, что пахнет не только рвотой, а чем-то еще — сильнее, как-то более сыро… душно… — или вижу… что вижу?.. Забрызганную стену, или лужу на полу комнаты — другую, гораздо больше, темнее… или то, что… кто… что на этом полу лежит — ничком… головой к двери…