«Мне придется его бросить, – подумал он; руки тряслись от непосильного напряжения, готовые вот-вот выпустить стойку; ноги подгибались. – Мне придется его бросить, а не то я упаду сам».
И тут, ни с того ни с сего, почти бессознательно, он начал нашептывать «Шему», ту самую «Шему», которую раньше, до Галиной смерти, пел почти ежедневно, но за последний год практически ни разу не вспомнил. Как тонкая струйка воды из высохшего источника потекли из уст первые строки прекрасной еврейской молитвы, восславляющей единение человека с Богом.
– «Слушай, Израиль, Господь Бог твой. Господь единственный…»
Голос его стал громче, и постепенно шепот перешел в звучное пение, и он запел, почти как учил его старый рабби Гишман:
– «И возлюби Господа твоего Бога всем сердцем, всей душой, всем телом. И эти слова возложу я тебе на сердце».
Он пел, и силы понемногу стали возвращаться к нему. Поначалу едва заметно, но с каждым звуком мышцы все крепли, тело снова наполнялось энергией, как дерево соком. Бен-Рой забрался на одну перекладину вверх, затем еще на одну, и вот он уже влез на уступ и помчался – в буквальном смысле помчался – по туннелю к выходу из подземелья. Еще пара мгновений, и он пролез через отверстие в главную шахту, удерживая Халифу на плечах, и под глухие раскаты взрывов устремился наружу.
Едва оказавшись на свежем морозном воздухе, Арие стал делать жадные вздохи, пытаясь быстрее насытиться кислородом после задымленной пещеры. Затем, скрипя подошвами по гладкому снежному покрывалу, отнес Халифу к маленькой горке из камней и положил на землю. Египтянин забормотал что-то, но у Бен-Роя не было времени слушать. Протерев лицо Халифы комком снега, он побежал обратно в рудник.
Когда Арие вернулся в пещеру, та была почти полностью охвачена огнем. Оранжево-красные вихри кружились повсюду, куда бы он ни смотрел, пожирая горы ящиков и царапая стены. Хар-Зион каким-то образом сумел залезть на выступ и оставил там свободный конец веревки. Затем он сполз обратно и стоял сейчас на платформе элеватора, как на крохотном острове посреди бушующего моря огня, безумно глядя на сужающуюся вокруг него стену пламени. Бен-Рой окликнул его.
– Я попробовал сам тянуть, но она слишком тяжелая! – прокричал Хар-Зион, едва услышав голос инспектора. – Тащи! Я буду поддерживать снизу.
Прикрывая лицо от обжигающих потоков воздуха, Бен-Рой взялся обеими руками за веревку и, отойдя на несколько метров от края, начал тянуть. Менора оторвалась от платформы и стала медленно подниматься. Хар-Зион подхватил ее за пьедестал и, уложив на широкие плечи, принялся карабкаться по стойке элеватора; его кожа рвалась, багровые ручейки крови, стекая по ногам и рукам, заливали ботинки и перчатки.
– Боже, смилуйся! – стонал он в агонии. – О Боже, смилуйся!
Они подняли светильник на три метра, когда мощный взрыв, более сильный, чем все предыдущие, разразился в недрах пещеры. Стена палящего воздуха опрокинула Бен-Роя, веревка выскользнула у него из рук, и менора с грохотом обрушилась вниз на платформу. С трудом встав на ноги, инспектор заковылял к краю уступа.
– Ой вей, – потрясенный, прошептал он.
Хар-Зион лежал, придавленный светильником, загороженный ветвями, словно решеткой клетки. Из уголков его рта сочились струйки крови, подвигавшиеся губы и пальцы, перемещавшиеся по крайней ветви меноры, указывали, что он еще не умер. Огонь вплотную подобрался к платформе, и Бен-Рой в оцепенении наблюдал, как пламя окутало менору. Ее ствол и ветви начали плавиться и извиваться. Золото слезало, как кожура, обнажая какой-то темный субстрат.
Бен-Рой смотрел вниз, как светильник превращается в жидкую массу, заливая собой извивающееся в предсмертных конвульсиях тело Хар-Зиона, и, не в силах выдержать вздымавшийся снизу жар, побежал обратно. За спиной инспектора один за другим прогремели несколько взрывов, и плотный столб огня ворвался в туннель. Арие стремглав бросился от настигавшего его огненного урагана, не оглядываясь назад, пока не выскочил на лесную поляну, освещенную мириадами звезд, сиявшими на прозрачном горном небе. Он едва успел оттащить Халифу за пирамидку из камней, как почва под ногами сотряслась, и страшный шквал пламени вылетел из рудника, опалив поляну и стволы сосен. Казалось, земля вот-вот разверзнется от бесконечных толчков и все рухнет в адское жерло. Однако огонь постепенно отступил, сократившись до дрожащего мерцания вокруг разрушенного рудника.
К этому времени Халифа уже обрел сознание и схватил Бен-Роя за руку.
– Спасибо, – поблагодарил он глухим голосом. Израильтянин покачал головой, разведя руками, будто плыл в бассейне.
– Она была из свинца, – удрученно произнес он. – Представляешь? Сверху – золотое покрытие, внутри – свинец.
Он ухмыльнулся и, взяв комок снега, приложил его к уху.
– Очень по-еврейски, а? Лишь бы сэкономить!
Более всего им обоим хотелось как можно скорее вернуться домой. Бен-Рой не нашел на ближайшее время прямого рейса в Израиль, но, не желая задерживаться в Германии, решил вместе с Халифой лететь через Каир на чартере, отправлявшемся в шесть утра из Зальцбурга. Он забронировал билеты по мобильному телефону, и через пару часов они были в аэропорту, где вернули свои автомобили, приняли душ и, немного отдохнув, вылетели точно по расписанию.
Как только аэробус оторвался от земли, Бен-Рой погрузился в беспробудный сон. Халифа тоже попытался вздремнуть, однако от колоссальной физической и моральной изможденности заснуть не смог. Поэтому, потягивая кофе, инспектор смотрел в окно, как узенькая красная полоска на горизонте растет и становится ярче, постепенно заполняя небосвод теплым светом зари.
Странно, и тем не менее волнение не покидало его. Странно, потому что события прошлой ночи окончательно расставили все точки над i в деле Шлегель. Более полного расследования еще ни разу не было в его практике. И все же какое-то беспокойное чувство – или, скорее, намеки на него – говорило, что остается некая лакуна, только устранив которую можно считать дело действительно законченным.
Инспектор допил кофе и, с трудом борясь с желанием тайком покурить в туалете, начал перебирать персонажи и эпизоды, встречавшиеся ему по ходу расследования, пока не дошел до поездки в Долину Царей – отправного пункта этого долгого дела, занесшего его в другую часть света. Имбирь, Аменхотеп II, малыш Али… О чем он тогда болтал с сынишкой? Ах, ну конечно – фараоны, потаенные сокровища в гробнице, ловушки для воров. Как звали того владыку? Халифа задумался и, вспомнив, улыбнулся. «Ужасный Инкиман».
– Еще кофе?
Стюардесса наклонилась к нему, протягивая термос. Он подставил стакан и, откинувшись на сиденье, продолжил перебирать цепочку мыслей.
«Ужасный Инкиман». Хоранхамун. Визирь фараона Тутмоса II. Его могилу нашли всего пару месяцев назад в Саккаре. Потрясающий по красоте инвентарь, в том числе великолепный саркофаг из песчаника, и притом совершенно нетронутый. Уже одна эта находка могла претендовать на звание археологической сенсации. Однако самое удивительное находилось под главной камерой. Там, в тщательно замаскированном под кладовую помещении, археологи нашли еще более ценные древности и еще более красивый саркофаг, внутри которого лежала подлинная мумия визиря. Верхняя камера, таким образом, была лишь хитрой уловкой, придуманной строителями, чтобы насытить аппетит грабителей и отвлечь их от истинного сокровища. Необычайная изобретательность!